Уильям Теккерей - Виргинцы (книга 2)

Госпожа де Бернштейн, прослышав про bevue {Промахе, оплошности (франц.).} мистера Уорингтона, была неописуемо разгневана: она долго бушевала, разносила в пух и прах своих домочадцев и отругала бы и Джорджа, но преклонный возраст давал себя знать, и у нее уже не было того задора, что в былые годы. К тому же она побаивалась своего племянника и держалась с ним уважительно.

— Вы никогда не сделаете карьеры при дворе, племянник! — громко простонала она, когда попавший впросак молодой человек пришел вскоре после этого ее проведать.

— А я никогда к этому и не стремился, сударыня! — с достоинством отвечал мистер Джордж.

— Я понимаю, тебе хотелось помочь Гарри! Но, приняв предложение принца, ты впоследствии мог бы сослужить хорошую службу своему брату. Властители не любят, когда отклоняют их благодеяния, и не удивительно, что его высочество был оскорблен.

— То же самое сказал и генерал Ламберт, — краснея, признался Джордж. И я вижу теперь, что допустил ошибку. Но, прошу вас, примите во внимание, что я никогда не бывал при дворе, и очень сомневаюсь, что мне суждено когда-нибудь там блистать.

— Боюсь, что так, мой дорогой племянничек, — сказала тетушка, беря понюшку табака.

— Да и к чему мне это? — сказал Джордж. — Я никогда не стремился к воинским почестям и легко могу прожить и без них. Когда его высочество сделал мне предложение — в весьма милостивых выражениях, должен признаться, — я подумал о том, что из меня получится очень плохой солдат, а из брата очень хороший. Он обладает сотней достоинств для этой профессии, которых я начисто лишен, и из него вышел бы отличный командир, какого из меня никогда не получится. Представим себе, что во время битвы конь принца падает, сраженный пулей, как это случилось с моим бедным командиром, — разве не больше будет ему толку от доброго, выносливого и смелого коня, который поскачет куда следует, чем от такого, которому нести его будет не под силу?

— Au fait {Разумеется (франц.).}, боевой конь его высочества должен быть силен, мой дорогой, — сказала старая дама.

— Expende Hannibalem {Взвесь Ганнибала (лат.).}, — пробормотал Джордж, пожав плечами. — А наш Ганнибал весит немало.

— Что-то я не услежу за твоей мыслью и за этими твоими Ганнибалами, сказала баронесса.

— Когда мистер Вулф и мистер Ламберт укоряли меня в точности так же, как вы сейчас, сударыня, — рассмеявшись, сказал Джордж, — я избрал тот же самый способ защиты, что теперь. Я сказал, что предложил его высочеству лучшего солдата в нашей семье, и оба джентльмена согласились, что промах мой в какой-то мере извинителен. Кто знает, быть может, им удастся оправдать меня в глазах его высочества? Опыт, полученный мной в сражениях, говорит о том, как мало у меня для этой деятельности таланта, На днях мы смотрели пьесу одного шотландца, о которой сейчас очень много говорят. И когда герой этой пьесы молодой Норвал оповестил о том, как страстно ему хочется последовать на поле битвы за каким-нибудь воинственным полководцем, я подумал про себя: "До чего же это похоже на моего Гарри, с той только разницей, что он никогда не хвастает". Гарри спит и видит себя в красном мундире и готов в любую минуту пойти рядовым на королевскую службу. Он не расстается с картой Германии и следит за всеми передвижениями прусского короля. Он не боится ни бога, ни черта. А я больше всего на свете люблю мои книги и покой и предпочитаю знакомиться с битвами по Гомеру или Лукану.

— Тогда как же ты вообще мог стать солдатом, мой дорогой? Почему сам пошел сражаться под знаменами мистера Врэддока, а не послал вместо себя Гарри? — спросила баронесса.

— Наша матушка больше любит своего младшего сына, — угрюмо отвечал Джордж. — К тому же, когда неприятель вторгся на нашу землю, это был мой долг, как старшего в семье, принять участие в походе. Будь я шотландцем, я бы двенадцать лет назад…

— Замолчите, сэр, или я вовсе рассержусь на вас! — воскликнула тетушка и улыбнулась с нескрываемым удовольствием.

Объяснения Джорджа могли умилостивить госпожу де Бернштейн, ибо эта старая дама, нужно признаться, не отличалась слишком строгими принципами, но верноподданным сердцам сэра Уорингтона и его супруги поступок молодого человека нанес поистине сокрушительный удар!

— Читая письма госпожи Эсмонд-Уорингтон, — сказала миледи, — я пришла к заключению, что вдова моего брата — женщина положительная и здравомыслящая и, следовательно, должна была дать своим сыновьям подобающее воспитание. Но что вы скажете, сэр Майлз, что скажете вы, мой дорогой Томас Клейпул, о воспитании, которое могло дать столь плачевные результаты для обоих молодых людей?