И когда метрдотель удалился, Буссардель сказал жене:
- Видишь, дорогая, как иной раз полезно бывает потратиться. Ты вот спрашивала, стоит ли идти к Вери, это, мол, неблагоразумно. И что ж, мне думается...
Он не договорил. Вновь взгляд его устремился к лестнице. Меж двух колонн с лепными украшениями и позолотой открывалась взору алая ковровая дорожка, устилавшая ступени, которые вели наверх, в гостиную с грифонами, где собирались такие значительные посетители, где обсуждались финансовые комбинации, уже подготовлявшиеся там, над головами победителей.
Наконец Буссардели встали из-за стола, несколько возбужденные праздничной трапезой, и вновь услышали гомон толпы, увидели солнце в небе и гуляющих, нахлынувших в сад. Спустившись с террасы Фельянов, они растерянно озирались вокруг. Первыми оправились девочки.
- Папа, - спросила Аделина, - куда идут все эти люди?
Все прохожие двигались в одном направлении, к площади Согласия.
- Вероятно, идут на Елисейские поля. Там стоят бивуаком казаки.
Жюли стала проситься на Елисейские поля. Старшая сестрица предпочитала отправиться в Булонский лес; в английском лагере, утверждала она, гораздо веселее: там живут солдаты в юбках.
- В другой раз, - сказала мать. - В другой раз свезем вас посмотреть англичан, если, конечно, вы будете умницами.
Должно быть, Лидия считала, что за день она достаточно налюбовалась на иностранные войска. Но Флоран, по-видимому, не разделял ее чувств. В воспитании, так же как и во всем другом, он объявил себя сторонником новейших идей. По его мнению, картина русского лагеря, хотя бы и расположенного на французской земле, должна была заинтересовать любознательные юные умы. Для семилетнего ребенка было бы полезно запечатлеть ее в своей памяти: на старости лет Аделина и даже Жюли могли бы рассказать обо всем этом своим внукам. И семейство Буссардель направилось вслед за толпой прохожих.
Первые палатки казаков стояли уже у подножия мраморных коней Марли. По случаю воскресенья большинство офицеров уехало из лагеря в город: ведь некоторые роялистские салоны открыли для них свои двери. Правда, то были узкие кружки, но завсегдатаи их блистали титулами, изящными манерами, и у молодых московских офицеров, желавших познакомиться с парижским высшим светом, они имели большой успех. Благовоспитанные господа из предместья Сен-Жермен не отказывались заглянуть из вежливости на казачий бивуак с ответным визитом, но делали это только в будни: по праздникам знатные посетители предоставляли Елисейские поля шумной толпе простых смертных и офицеры уже с утра исчезали из лагеря. Поэтому перед павильонами казачьих атаманов Буссардели не увидели сборища элегантных господ, так сказать, аристократических салонов под открытым небом; с июля месяца такого рода развлечения были признаны хорошим тоном. Но если лагерь кое-что утратил в отношении светского блеска, он выиграл в живописности и в оживлении.
Да и в сердечности тоже. Всем в столице русские были ближе, чем другие союзники, многие парижанки заявляли, что они влюблены в царя Александра, и все парижане знали, как обязаны и столица и вся Франция его заступничеству на конференциях. Его выделяли среди всех победителей. Чувства, которые страна питала к нему, французы переносили и на его войска. Поэтому на Елисейских полях царила приятная атмосфера дружеской близости, какой не было на других бивуаках. Казаки устраивали свои игры, теснившиеся вокруг любопытные охотно смотрели на них и аплодировали.
Лидии пришлось чуть не силой оттащить своих девчурок, с восхищением взиравших на борьбу, которую вели два великана с наголо обритыми головами. Даже на расстоянии, через несколько рядов зрителей, было слышно их прерывистое дыхание, шум борьбы, глухой стук, когда эти силачи падали на землю, пронзительные крики знатоков. В кругу любопытных женщины испуганно прятали лица на груди своих кавалеров, а мужчины, наоборот, поднимались на цыпочки, боясь упустить последние минуты схватки противников.
Флоран повел девочек смотреть ручного сурка. Маленький зверек, приехавший со своим хозяином из какого-то глухого уголка Урала, проделывал множество забавных штук, грациозных фокусов, а под конец брал в зубы деревянную чашку и, встав на задние лапки, собирал доброхотные даяния со зрителей. Они давали не скупясь - жители захваченного города не жалели своих грошей для оккупантов. И Буссардель младший, в котором финансист уже брал верх над чиновником, не преминул высказать вслух свое наблюдение: французская валюта, которой предвещали крах, сохраняла свою ценность для победителей.
Читать дальше