Васко Пратолини - Метелло

Омнибус остановился на площади Беккария. Неподалеку толпа окружила силача, который, напрягая мышцы, разрывал цепь у себя на груди. Ацетиленовый фонарь, стоявший на земле, отбрасывал гигантскую тень атлета с голой грудью, обвитой цепью. Ида заинтересовалась и привстала, чтобы рассмотреть получше, но тотчас же опустилась на место и сделала вид, будто ошиблась, подумав, что это ее остановка. Как только Ида поднялась, встал и молодой человек в голубом галстуке, и когда она вновь села, ему не оставалось ничего другого, как сойти. Омнибус проехал мимо него, и молодой человек снова приподнял канотье и раскланялся. Ида ответила на его поклон кивком головы и сказала про себя: «Рай не для робких, друг мой».

Спустя несколько минут, довольная прошедшим днем, она уже шла по виа делл’Уливо и мысленно погружалась в прохладную ванну. На лестнице ее ждала Эрсилия.

— Зайдите на минутку ко мне, Ида. Ваш муж еще не приходил.

А, Эрсилия! Как же она забыла о ее существовании? Неужели лавры, завоеванные в омнибусе, до такой степени вскружили ей голову? Как бы то ни было, сейчас надо смело встретиться с ней, восхищаться ее черными маками с оранжевыми сердцевинками, и все будет в порядке.

— Не задерживайте меня, я смертельно устала… Если бы вы только знали, откуда я иду!

— Разве вы были не у сестры?

— У сестры, но на обратном пути решила прогуляться по набережным, а потом дошла пешком до самого Индийского музея. Я просто одурела от солнца! Не задерживайте меня, — повторила она и добавила: — Ну, хорошо, только на одну минутку, говорите, в чем дело.

Эрсилия ничего не подозревает. Она очень любезна. Достаточно подольститься к ней, вот и все. Ида почувствовала себя старше и опытней. Она давала Метелло радость, которой Эрсилия не могла дать, ласкала его выхоленными ругами, каких у той не было. Так думала Ида, входя в их кухню-столовую. Но вслух сказала:

— А малыша дома нет?

— Нет, он в Сан-Фредиано, разве вы забыли?

Продолжая держаться все так же приветливо, Эрсилия ввела ее за локоть в комнату и заставила сесть. На столе стояла зажженная керосиновая лампа, а рядом лежали готовые цветы и разноцветная бумага.

— Я вижу, вы не очень много сделали.

Ида сняла шляпу и положила на стол.

— Да, я почти не работала, — согласилась Эрсилия.

Она села напротив, так что их колени почти соприкасались; Ида решила, что Эрсилия хочет попросить ее помочь мотать нитки. Эта глупая мысль привязалась к ней и не покидала все время, пока она поправляла прическу.

— Вы хотите мотать нитки? — спросила она, держа шпильку в зубах и укладывая волосы на затылке.

Не услышав ответа, она взглянула на Эрсилию и только тут заподозрила что-то неладное. Эрсилия была необычайно бледна, черты лица у нее обострились, глаза стали еще больше, кожа блестела — видимо, от холодного пота, а на губах появилась улыбка, которую нельзя было назвать ни усталой, ни тем более дружеской. Едва Ида успела воткнуть шпильку в волосы, как Эрсилия ошеломила ее двумя словами:

— Мерзкая потаскуха! — И тотчас же: — Куда ты его увела?

Она не дала ей времени защищаться.

— Увела? Кого? Куда? — попыталась произнести Ида.

Но в ту же секунду Эрсилия, оставаясь сидеть, молниеносно дала ей пощечину. От удара Ида качнулась в бок, но новая затрещина, по другой щеке, вернула ее на место. Два, четыре, шесть ударов с обеих сторон настигли ее, прежде чем она смогла наклониться и закрыть лицо руками. Тогда Эрсилия встала, схватила ее за волосы, запрокинула ее голову и свободной рукой, хладнокровно прицеливаясь, молча продолжала наносить удары, в которые вкладывала всю энергию здоровой, сильной женщины, «санфредианки». Ида была близка к обмороку, руки у нее повисли, подбородок торчал кверху. Она безвольно отдавалась истязанию, комок застрял у нее в горле и не давал дышать. Продолжая держать свою жертву за волосы, Эрсилия невозмутимо била ее по лицу, пока не заметила, что уже не слюна, а кровь струится изо рта прелестной Идины. Тогда она отпустила ее, и Ида уронила голову, отчаянно рыдая. Эрсилия протянула ей мокрую салфетку.

— На, — сказала она, — вытри рог и ступай прочь, да поживее!

Вся в слезах, с пылающим лицом, Ида повиновалась, как наказанная девочка. Кровь струилась у нее из десен. Ее удалось быстро остановить, но верхняя губа раздувалась прямо на глазах. И если Эрсилия это только видела, то Ида — чувствовала. Она дотронулась до своего лица, и ей показалось, что оно невероятно распухло; пощупала щеки, уши, нос и от волнения вообразила, что Эрсилия ее изуродовала. Тогда она крикнула: