Васко Пратолини - Метелло

— Ты и в самом деле неблагодарный человек, но тем не менее ты прав.

Остальные, казалось, были согласны с ним и, очевидно, собирались с мыслями, прежде чем что-нибудь сказать.

— Мне интересно взглянуть, как ты будешь себя вести, когда те пятеро выйдут из конторы, — вмешался старый Липпи.

Метелло обратился к Фриани:

— Ты что-то хотел сказать?

Фриани покачал головой и улыбнулся:

— Только одно: я не подписал бы заявления, даже если б мне угрожали отрубить обе руки. Но именно твои доводы еще раз подтвердили мою правоту и я на всю жизнь останусь анархистом.

Метелло не успел ему ответить, так как общий разговор был прерван появлением инженера и его свиты, выходивших из конторы. Бадолати что-то сказал племяннику и сыну Мадии, которые вновь сели в коляску. В этот момент у Метелло мелькнула мысль: он позвал маленького Ренцони и велел ему:

— Сбегай посмотри, как идут дела на участке Мадии и расспроси, не знают ли они чего-нибудь о других стройках. Беги во весь дух и возвращайся поскорее.

Помогая себе руками, маленький Ренцони вскарабкался на насыпь, кубарем скатился на набережную Муньоне и в мгновение ока очутился у Понте-Россо, так что казалось, будто коляска гонится за ним.

Прежде чем он вернется и принесет известия, которые ему покажутся такими важными, у строительной площадки Бадолати произойдут решающие события и каждый из присутствующих здесь людей обнаружит меру своих духовных сил.

Инженер выступил вперед, полицейский комиссар в котелке и унтер-офицер остановились в нескольких шагах от чего. Рабочие стали плечом к плечу, засунув большие пальцы рук в жилетные карманы. Солнце уже поднялось высоко и заливало светом дорогу, идущую по насыпи; теперь оно было за спиной у рабочих, а Бадолати било прямо в глаза. Выйдя из тени, он сдвинул шляпу на лоб. Потом, заложив руки за спину и сутулясь еще больше обычного, сказал:

— Вы что же, совсем спятили?

Он кивнул головой сперва в сторону унтер-офицера, затем в сторону полицейского и бросил взгляд на леса:

— Подняли на ноги солдат и полицию, а работа тем временем стоит!

Он помолчал и не то набрал воздуха, не то вздохнул.

— Не думайте, что я разговариваю с вами так, потому что струсил. Я хотел бы только знать, что все это означает. И если кто-нибудь из вас намерен дать мне объяснение, я буду ему весьма признателен.

Рабочие молча смотрели на него. Перед ним была непроницаемая стена. Он понял, что брешь, которую пробили семеро штейкбрехеров, проведшие ночь на стройке, вновь закрылась.

— Ответь-ка ты, Липпи. Ведь ты здесь старше всех.

Липпи вынул изо рта трубку, явно раздосадованный тем, что именно ему оказана эта привилегия. Но он действительно был здесь самым старшим и, казалось, забыл о намерениях, которые высказывал несколько минут назад, потому что вдруг спросил:

— Вы обращаетесь ко мне? Разве вы меня не уволили?

— Стоило тебе зайти в контору, и все бы уладилось.

— А в объявлении об этом ничего не написано.

— Однако ты меня знаешь… сколько уже лет?

— Да лет тридцать, если не больше. Я работал чернорабочим у вашего отца.

— И что же? Разве ты слышал когда-нибудь, чтобы я отказал человеку в помощи и оставил его умирать с голоду?

И тут Липпи, все более раздражаясь и чувствуя, как кровь приливает к голове, наговорил инженеру такого, что могло только обострить положение.

— Вы обещали убрать Криспи, а он все-таки здесь.

— Он здесь, потому что так надо.

— Вот видите! Так знаете, что я вам скажу… Нет, я ничего не стану говорить, а только спрошу: не кажется ли вам, что вы кривите душой?

Инженер шагнул вперед, вошел в полосу тени и стал лицом к лицу с Липпи, по-прежнему держа руки за спиной.

— Я не кривлю душой, Липпи, и всегда действовал прямо. А вот вы хватили через край.

Старик выдержал его взгляд, поднял трубку на уровень плеч и, показывая ею на рабочих, стоящих по обе стороны от него, заговорил, отчеканивая каждое слово:

— Видите ли, инженер, это другое поколение. Разрешите мне сказать два слова. Когда я был молод, такие же подрядчики, как вы, посылали десятников вербовать нас. Мы становились в ряд перед портиками на площади Синьории и ждали. Совсем как проститутки. Тогда еще носили фартуки, завязывавшиеся на поясе, помните? Это была наша рабочая форма… И всегда находился кто-нибудь, готовый наняться за гроши и отбить у тебя работу…

Эти слова, казалось, растрогали его, но он тут же рассердился на себя и закончил: