Васко Пратолини - Метелло

— Подождите, комиссар, послушайте. Прежде чем вы что-либо предпримете, я хотел бы с вами поговорить. И с вами также, — обратился он к унтер-офицеру, — пройдемте со мной, пожалуйста.

Это было сказано тоном, в котором можно было усмотреть как желание не усложнять обстановку, так и решение обострить ее до крайности. Он вошел в контору, пропустив впереди себя полицейского и унтер-офицера, бросил окурок сигары, и этот жест во вновь наступившей тишине был похож на вызов. Криспи закрыл за хозяином дверь, подобрал окурок, загасил, положил себе в карман и, отойдя, уселся на деревянных козлах возле Нардини. Солдаты стояли двумя шеренгами по пять человек, лицом к насыпи, с винтовками на ремне. Все застыло в этой гнетущей тишине, в этой неподвижности, в этом ожидании. По ту сторону огородов, где проходила железная дорога, промчался товарный поезд: гудок и дым паровоза, казалось, бесконечно долго висели в воздухе. Семь человек, до сих пор стоявшие одиноко, в стороне от всех, перед общежитием, теперь во главе с Немцем медленно двинулись по направлению к Криспи и Нардини. Им предстояло пройти всего несколько шагов, но едва они проделали половину пути, как раздался крик, застигнувший их врасплох:

— Штрейкбрехеры!

И как эхо отозвался гул голосов.

Никто в длинном ряду забастовщиков, стоявших спиной к насыпи, не двинулся с места, как будто ни этот крик, ни последовавший за ним гул одобрения не сорвались с уст Дуили и его товарищей. Старый Липпи пробормотал:

— Не надо терять голову. Эти ребята хоть и держат в руках винтовки, а дрожат от страха больше, чем мы и чем штрейкбрехеры.

Но его слова услышал только стоявший рядом маленький Ренцони, который сощурил глаза и улыбнулся.

Штрейкбрехеры, как назвал их Дуили, остановились на мгновенье и взглянули друг на друга. Потом Немец крикнул:

— Стыдитесь! Вы не думаете ни о себе, ни о своих семьях!

И снова никто не двинулся с места и никто ему не ответил. Тогда полицейские подошли к Немцу и потребовали, чтобы он замолчал. Штрейкбрехеры вернулись к общежитию. Казалось, Олиндо все время хочет спрятаться за кого-нибудь из своих товарищей, хотя на расстоянии и так нельзя было рассмотреть его лица. Метелло держал язык за зубами и, как раньше сдерживал старика Липпи, так теперь положил руку на плечо Дуили.

С насыпи спускалась коляска. Рабочие уступали дорогу лошади. Правил племянник инженера, а возле него сидел сын Мадии.

— Тоже порядочный мерзавец, — заметил старый Липпи. — Я помню его ребенком, по воскресеньям он ходил с отцом смотреть на игру в мяч.

Молодые люди оставили коляску на попечение Криспи и вошли в контору.

— Тогда в мяч играли не в Кроче, а в Борго Пинти и площадка называлась Гьяччайя…

— Я знаю, Липпи, мы все это знаем, — оборвал его Метелло. — Ты только отвлекаешь нас своими разговорами.

Но старик был не из тех, кого легко заставить замолчать. Он тут же переменил тему, но это была лишь уловка, для того чтобы продолжать говорить.

— Беда в том, что хозяева действуют сообща, а мы — врозь.

— Это для тебя ново?

— Нет, конечно, я знаю это уже шестьдесят лет. Даже на год больше.

— Но никогда еще нас не было так много, как сейчас, и никогда все так дружно не стояли за правое дело… — сказал Дуили.

— Да… — ответил старый Липпи. Он поднял взгляд на леса, и его мысли вновь отклонились в сторону. — Подумать только! Нас здесь так много, что мы уже давно могли бы покрыть крышу и начать новое здание!

А вместо этого они сейчас стояли без дела, разделившись на два лагеря. Еще раз хозяевам удалось пробить брешь в их рядах. Вот это и хотел сказать старик. Семь человек топтались около общежития, а все остальные собрались у насыпи, вытянувшись длинной цепочкой; кто сидел на корточках, кто на камне, а некоторые стояли, заложив руки за спину. И между этими двумя лагерями были солдаты с винтовками на ремне, а перед конторой — десятники и полицейские. Над ними синело небо, солнце освещало незаконченную постройку, звонил колокол в Монтуги, и вдали, за огородами, путевой сторож поднимал шлагбаум на переезде.

Старый Липпи проговорил:

— Послушайте-ка. Что бы там ни решили те пятеро в конторе, каждый должен поступать так, как считает нужным. Я стар и не хочу умирать с нечистой совестью.

Опершись рукой о землю, он поднялся на ноги.

— С нами нет даже Дель Буоно, который мог бы что-нибудь посоветовать. — И тут же снова отвлекся: — Сейчас он и Польдино, если их посадили вместе, гадают, кто из них первым попадет на каторгу. — Потом продолжал: — Я не собираюсь отступать, но, прежде чем мы наделаем бед, давайте продумаем все как следует. Когда я вижу винтовки в руках этих мальчишек, у меня темнеет в глазах. — Он обратился к Метелло: — Ты не согласен со мной? Скажи свое слово: не стоит подливать масла в огонь.