Робер Эскарпи - Литератрон

Затем на экране быстро промелькнул мой американский каноник, его храмотрон был отвергнут Римом, и он, не теряя времени, приступил к работе над синкретотроном, предназначенным для механической унификации теологических наук. Всего несколько минут для выступления дали - боясь вмешательства Галипа - одному швейцарскому полковнику, которому поручили рассказать о военном применении литератрона. Полковник особенно упирал на небольшое исследование, которое мы возложили на "Бумеранг", сводившееся к тому, чтобы провести сравнение между прилагательными, употребляемыми швейцарскими солдатами в разговорах со старшинами своей роты или в беседе об излюбленном сорте шоколада. Впрочем, никто так и не понял, в чем же, собственно говоря, задача - отучить швейцарских солдат от шоколада или поднять популярность ротных старшин?

Передача завершилась моим изображением в крупном плане у пульта "Хамелеона", а комментатор в этот момент провозгласил: "В мире, где Машина отвоевывает себе право вещать, создатель литератрона полон готовности смело смотреть всем в лицо!"

Могу сказать, что именно этот момент и явился истинно кульминационным во всей нашей литератронной авантюре. Последние препятствия рухнули. На следующий день после передачи мадам Ляррюскад сообщила мне по телефону, что декрет о создании Государственного института литератроники уже находится на подписи. Комиссия, которой поручено решить вопрос о присвоении мне докторской степени, должна собраться через две недели, и решение ее было заранее предопределено.

Как-то вечером Югетта прикатила ко мне в Шартр, она взяла себе привычку посещать меня через каждые два-три дня.

- Все решено,- сказала она.- На следующей неделе я расстаюсь с Жан-Жаком. О милый, теперь мы уже никогда не разлучимся!

- А что говорит Жан-Жак?

- Он Несчастен, но, по существу, я иду навстречу его желаниям. Он получил назначение, которое поистине увенчало его карьеру, и я теперь ему не нужна.

- Что это за назначение?

- Он вошел в состав экипажа первого международного базового спутника. Будет руководить лабораторией радиокоммуникаций. Мы давно уже были в курсе, но до вчерашнего дня это держалось в секрете. Органы военной безопасности тщательно проверили все: и его прошлое, и его связи, и его труды...

- Теперь я понимаю, почему ты так перепугалась, когда его вызывали в УТБ.

- Я боялась за нас... На днях он уезжает в Соединенные Штаты на подготовку которая продлится несколько лет. Он был немного расстроен, из-за Меня, но в последние недели он только и думает, как бы поскорее уехать... Мерик, милый, я так им горжусь, но, признаться, мне стыдно за себя... Мне так хотелось бы погрустить!

Она заплакала. И, обняв ее, я понял, что мечты мои на пороге свершения. Но кому дано знать, откуда и когда грянет гром?

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ,

которая свидетельствует, что oт славы до позора всего один шаг

Не знаю, в каком обличье предстала предо мною судьба, чтобы меня предостеречь. Но факт остается фактом: я ее не узнал. В тот самый вечер, когда Югетта объявила мне о своем намерении покинуть Жан-Жака, Больдюк выступил с весьма важным докладом в учредительной ассамблее Польдавии, но тогда я не обратил на это никакого внимания.

Назавтра утром - была пятница - в книжных магазинах появился в продаже новый детективный роман, который читатели буквально рвали друг у цруга из рук: уже к полудню только в одном Париже было распродано более трех тысяч экземпляров. Но я в то утро не выходил из дому.

В тот день, в два часе, я получил третье предупреждение - на сей раз в виде телефонного звонка. Звонил Ланьо. Ом хотел срочно увидеться со мной.

Я давно уже думал о возвращении Ланьо и заранее наметил линию поведения. До моего назначения он мог еще мне напакостить, и я сильно опасался того, как бы он, впав в немилость, не увлек меня в своем падении. С другой стороны, мой хитрый план предоставить Ланьо скромное, но заметное место в литератронике вновь выплыл на поверхность, поскольку Ланьо теперь не мог уже извлечь из этого никакой выгоды. Итак, ничто не мешало мне, заручившись его профессорской рукой, пробраться в Сорбонну. Выступая в роли его друга и защитника, я ловко замаскирую свое к нему недоверие, не рискуя в то же время выпустить его из-под моего контроля, поскольку его поездка в Берн временно, но довольно существенно охладила к нему власти.

В будущем, хочет он того или нет, он вынужден будет считать себя моим вечным должником, так как благодаря мне получит свой кусок литератронного пирога.