Энтони Троллоп - Домик в Оллингтоне

– Дело это кончено, – сказал лорд, вынув из кармана пачку известных бумаг, – получай с них дивиденды, когда придет время.

Когда Джонни стал отказываться (при настоящих обстоятельствах ему ничего не оставалось больше делать, как только отказаться), сердитый лорд довольно грубо приказал ему молчать, прибавив, что по возвращении в Лондон его заставят подавать сапоги Рэфлю Бофлю. Таким образом разговор быстро перешел на сэра Рэфля, над которым они смеялись от души. Если он приедет сюда в сентябре, мистер Джонни, или в каком-нибудь другом месяце, ты смело можешь надеть мне на голову дурацкий колпак. Как не помнить! Как не удивляться тому, что люди делают из себя таких пошлых глупцов? Все это передумал Джонни, облокотясь на перила пешеходного мостика. Он припомнил каждое слово, припомнил множество слов, ранних слов, сказанных годы тому назад, наводивших на него уныние относительно перспективы его жизни. Все его друзья и знакомые как будто сговорились в предсказаниях ему, что дорога в свет для него закрыта и что он никогда не будет в силах заработать себе хлеб. Теперь же он находился в самых благоприятных обстоятельствах, находился в числе людей, которых свет решился беречь и лелеять. И к чему послужит все это, если Лили не согласится разделить его счастья? Когда он вырезывал это имя, его любовь к Лили была одной лишь идеей. Теперь идея эта обратилась в действительность, и по всей вероятности, в действительность самую тяжелую, самую убийственную. Если это так, если таков должен быть результат его сватовства, то прежние дни его, дни мечтаний и грез, не были ли лучше настоящих его дней, дней успеха?

Был час пополудни, когда он вошел в дом матери и застал ее и сестру свою во встревоженном и озабоченном состоянии.

– Неужели ты не знаешь, Джон, что мы едем сегодня на обед к лорду Дегесту? – спросила мать после первых объятий и приветствий.

Но Джонни решительно не знал, ему не говорили об этом ни граф, ни леди Джулия.

– Как же! Едем, – продолжала мистрис Имс. – Это так любезно с их стороны. – Но, Джон, много уже лет, как я не бывала в их доме, и теперь чувствую какую-то неловкость. Вскоре после замужества я раз обедала там и после того никогда не бывала.

– Это сделано не графом, а леди Джулией, я так думаю, – сказала Мэри Имс.

– Это великодушнейшая женщина в мире, – сказал Джонни.

– В самом деле?! А все говорят, что она такая сварливая.

– Говорят потому, что не знают ее. Если бы меня спросили, которая из знакомых мне женщин добрее всех, я бы, нисколько не задумываясь, сказала – леди Джулия Дегест.

– Да, потому что они тебя любят, – заметила мать. – Ты спас жизнь милорда, благодаря Провидению.

– Это ничего не значит. Вы спросите доктора Крофтса. Он знает их так же хорошо, как я.

– Доктор Крофтс женится на Белл Дель, – сказала Мэри, и разговор о совершенствах леди Джулии и уважении, которое внушал к себе граф, принял совсем другое направление.

– Крофтс женится на Белл! – воскликнул Джонни, с унынием подумав о счастье доктора, предложение которого было принято так скоро, тогда как он домогался того же самого с постоянством Иакова.

– Да, – сказала Мэри, – говорят, что она отказала своему кузену Бернарду и что поэтому сквайр отнимает у них дом. Ты знаешь, ведь они переезжают в Гествик?

– Это я знаю, но не верю, что сквайр отнимает у них дом.

– Зачем же им переезжать? Зачем им оставлять такое очаровательное место?

– За которое они ничего не платили! – прибавила мистрис Имс.

– Я не знаю, почему они выезжают, но уверен, что сквайр их не гонит и во всяком случае не станет их стеснять из-за отказа Бернарду.

Сквайр вызвался содействовать Джонни в его искательстве, и потому Джонни старался защитить его.

– Он весьма суровый человек, – сказала мистрис Имс. – И говорят, что после несчастья Лили он начал обходиться с ними еще грубее, но, сколько мне известно, Лили тут не виновата.

– Бедная Лили! – сказала Мэри. – Мне ее жаль. На ее месте я бы не знала, как показаться мне в люди, право бы, не знала.

– Почему же ей не показываться? – спросил Джонни сердитым тоном. – Чего ей стыдиться? Я не могу понять того недоброжелательства, которое женщины питают друг к другу.

– Тут вовсе нет недоброжелательства, ты напрасно говоришь подобные вещи, – сказала Мэри в свою защиту. – Во всяком случае для девушки весьма неприятно быть обманутой. Всему свету известно, что она была за него помолвлена.

– Всему свету известно также…