Александр Барченко: Частное дело

— Мы к тебе, батюшка, в рассуждении вот чего… Просто, можно сказать, по частному делу.

Ктитор Афанасий Иванович спрятал глаза, оттопырил палец в сторону коренастого, в матросском бушлате. Коренастый расправил усы, блеснул разноцветным перстнем на волосатой руке, сказал весело:

— Разговор наш будет короткий. Без обману… Отбросим эти буржуазные каперации. Извиняюсь…

— Что ж, — отозвался отец Василий, покряхтывая. — Отбросим… Это ничего. Это можно… Чайку, может, выкушаете?

— Извиняюсь… Будем держаться ближе к теме. Чай от нас не уйдёт. Вы разрешите предложить вам некоторые запросы?

— Предлагайте, батюшка, предлагайте… Анисья! Охлопочи-ка, мать, самоварчик!

Ктитор снова забегал глазами, закашлял, выжидающе подвинулся к матросскому бушлату:

— Тянешь…

— Будем говорить прямо, — сказал коренастый. — Как все наши граждане вас очень уважают и как сам я, на памяти, в вашем приходском обучался, желательно нам вас теперича спросить, будете ли вы нонешний праздник обман культивировать или, по долгу гражданскому, откровенно откажетесь? Потому, скажем прямо, живут у вас серо. А как я сейчас из столицы…

— Это какой же обман? — спросил отец Василий, покряхтывая.

— Обыкновенно какой… Ну заутрени эти. Ходы там, херугви… Одним словом — попизм. Мы тоже достаточно понимаем, что и вам тоже есть-пить надо, и к месту вас определим. А уж вы у нас, первого числа, почётным гостем. Слово вам предоставим. И можете вы всё по совести высказать. «Так, мол, и так… Был, мол, обязан старым режимом. А теперь, как друг народа, по совести каюсь, вводил вас в обман. И, заместь Бога и прочих обманов, буду служить народу по силе возможностей…» Вот вы теперича креститесь, а кому?..

Отец Василий затряс бородой, зашептал. Повернулся в угол, к киоту.

— Кому вы ваше прошение направляете? Где он, ваш Бог? Будем говорить прямо. Были и мы с отрядом в церквах. Под купол лазили. И никаких Богов не видели. Железо да краска. А между прочим, в Евангелии вашем прописано, будто бы Бог на иконе живёт. С бородой, с усами. Заплати пятачок за свечку, Бога увидишь… Как же — не так?.. Это вы, батюшка, оставьте! В книжке-то вашей церковной что написано?.. Да, хочь в этой? А ну?

Отец Василий щёлкнул застёжками, любовно смахнул пылинки с линялого бархата, отозвался:

— От Иоанна Святое Благовествование… Стих осьмнадцатый первой главы: «Бога не видел никто никогда. Единородный Сын, сущий в недре Отчем. Он явил…»

— Никода-а?.. Нет-с, позвольте! Извиняюсь… Да вы не волнуйтесь, не съем… «Никто, никогда…» Гм?! «Явил…» Как же можно явить, чего нет? Разве не обман?.. А вот дальше: «и многих чудес и знамения». Ну, позвольте же вас спросить! Ведь это у вас в вашей серости, за пятьсот вёрст от железной дороги, «чудеса». А в городе, у которых сознательные… Те давно эту механику произошли. И, скажу прямо, как я сам по минному делу и достаточно определённо знаю, что под всеми этими чудесами только простое электричество. Вот, ежели желаете знать…

Отец Василий пожевал, поморгал выцветшими глазами. Спросил, тряхнув бородкой:

— Гм… Ты того… ты видал электричество?

— Странный вопрос… Надо думать — видал… Но только не на минах. Мы и в искровой команде проходили. Что-с? Ну да — искра? Что она такое? Очень просто — накаление воздуха. И накаливает, опять же, электричество, а не чудо. Очень просто… Бежит, значит, по проводам… То, что бежит?.. Этого, положим, не видал, но, опять же… Позвольте…

Отец Василий пошелестел листками. Проскандировал вдумчиво:

— «Подлинно суетны те, кои, взирая на дела, не познали Виновника». Это Премудрости книги Соломоновой… Тринадцатая глава.

— Батюшка, — вмешался ктитор, — отец Василий! Не взыщи и с меня. Время, сам знаешь… Мятутся умы. Как подлежит понимать? Вон этот давеча афишку казал. Пропечатано: священные книги — обман. Дескать, враг разума — Святое Писание… Это как понимать? Без разума, стало быть, жить?..

— Отнюдь, — отец Василий покачал седой головой. — Отнюдь… Ты прислушайся: «Премудрость… Я предпочёл её скипетрам и престолам… И богатство почитал за ничто перед нею…» Сей же книги седьмая глава: «Драгоценного камня я не сравнил бы с нею. Премудрость истинно художница всего…»

— Те-те-те… Э… Позвольте… Это вы дяденьку Афанасия Ивановича смутили. Не меня. Извиняюсь… Соломон-то кто был? Еврей? Это мы и без вашего знаем, что евреи — премудрая нация. А вот после… Христа… Христианство-то ваше премудрость не отменяет? Чего-с? Яко-како… Слыхали… Веруй, дескать, не рассуждай! Не-ет. Это уже надо оставить. Мы хоть и с уважением к вам, а… напрасно. Мы теперича тоже не дети — свободные граждане.