Александр Барченко: Доктор Чёрный

Когда Беляев, нырнув в жавшуюся вдоль набережной толпу и быстро расталкивая соседей, добрался до Николаевского моста, на котором тесно сгрудились вагоны трамвая, задержанные полицией, первой его мыслью было — сожаление о том, что он не сдержался и дал полиции заметить себя.

Он видел, как субъект с рыжими тараканьими усами и изрытой оспою физиономией, в грязно-сером пальто и надвинутой на глаза фетровой шляпе, несколько раз щёлкнул затвором направленного на него кодака, когда вместе с потоком студентов Беляев очутился на Университетской площади и, сам не зная зачем, двинулся по направлению к застывшему на своём посту красноносому приставу с седыми бакенбардами.

Обидно было то, что он, студент-электрик, попал в эту историю совершенно случайно — зашёл в университет справиться об адресе земляка-естественника, только что вернувшегося с пасхальных каникул.

Противник всякого насилия, Беляев был далёк от солидарности с толпой, только что с гамом и треском «выставившей» из аудитории профессора, назначенного без выбора факультета. Но, увлечённый общим подъёмом, он потерял равновесие, и, заметив, как особенно усердствовавший околоточный подогнал ножнами шашки одну из затёртых в толпе студенток, он, забыв решительно всё, бросился на полицейского с поднятыми кулаками. Околоточного в ту же минуту вынесла за порог вестибюля толпа, а Беляев, в слепом бешенстве двинувшийся зачем-то к приставу, почувствовал, как в локоть его впились крепкие пальцы и твёрдый голос кинул предостерегающе:

— Не делайте глупостей!

На минуту Беляев встретил взгляд синих, глубоких, опушённых чёрными ресницами глаз и увидел склонившееся к нему бледное лицо с небольшими тёмными усами. Затем та же, державшая его локоть рука с силой втащила его в толпу. Словно очнувшись, просветлев и сразу уяснив себе положение, Беляев поспешил убраться подальше от искушений. Вскочив на ходу в направлявшийся к Невскому с Восьмой линии трамвай, он прошёл на переднюю площадку и принялся размышлять над неожиданным приключением.

Если субъект с тараканьими усами успел «зачикать» его своим кодаком, то полиции, разумеется, ничего не стоит установить его личность в институте — и тогда арест неизбежен. Время тревожное… Пока суд да дело, пока выяснится его случайная роль в столкновении, времени пройдёт не мало. Да и в этом случае не миновать, пожалуй, административной высылки: на околоточного-то он всё-таки ведь кинулся… Чёрт возьми! А он засел уже за свои дипломные проекты, и, как назло, с первых же шагов ему посчастливилось в них особенно удачно разобраться.

Что предпринять? Если направиться сразу домой, на квартиру, забрать вещи и махнуть куда-нибудь к товарищу или за город? Всё равно разыщут. Ещё хуже: новая улика — внезапный отъезд… Ждать завтрашнего дня? Ночью обязательно сцапают — и тогда уж не вывернешься. Разве так поступить: провести где-нибудь ночь, а утром послать товарища навести справки на квартире? Но кого отправить? Не всякий согласится на такой риск. Попросить Коротнева. Он, наверное, сейчас в библиотеке за своей работой. Он инженер, солидный человек, вне подозрений… Он согласится. А ночевать? Ну, до вечера ещё хватит времени обдумать.

Беляев вышел у Александровского сада и смешался с толпою на солнечной стороне Невского. Ему хотелось пройтись пешком, привести в порядок взбудораженные нервы.

«Коротнев, пожалуй, сейчас обедает», — пришло ему в голову.

Спустившись возле Пассажа в подвальчик-кофейную, он занял один из задних столиков и, заказав кулебяку и чай, спрятал лицо за большим газетным листом.

Сердце у него было до сих пор, что называется, не на месте, и он с тревогой прислушивался к разговору соседей.

Рядом два каких-то восточного типа господина в особенно модных широких и пёстрых, с массою карманов пальто, сидевших на них горбом, оживлённо толковали, пересыпая разговор биржевыми терминами и часто поминая фамилию только что вылетевшего в трубу банкира. Другой столик занимали женщины с подведёнными глазами, в огромных шляпках. У притолоки лакеи, засучив грязные фартуки, считались, гремели медяками и шёпотом переругивались.

Прозвенел шпорами по асфальтовому полу юнкер. Потом с улицы в распахнувшуюся дверь повалила целая вереница студенческих шинелей с разноцветными околышами, значками и кантами. Беляев слышал, как они гремели стульями, рассаживаясь за соседними столиками, заказывали лакеям, и до ушей его долетел отрывок разговора, очевидно начатого ещё на улице: