Мигель Сильва - Мертвые дома

Но Кармен-Роса прекрасно понимала, что дон Касимиро Вильена, ее отец, хотя он и ел с ними за одним столом и на утренней заре прогуливался по широкой галерее, давно мертв.

Не мать и не отец, а сеньорита Беренисе, учительница, была самым ярким образом ее детства. Отец, дон Касимиро Вильена, в те времена, когда рассудок его еще не помутился, всегда был для нее недоступен. Он хлопотал по асьенде, доил коров, ездил в Ла-Вилью, торговал в «Серебряной шпоре», делал множество незаметных домашних дел, которые сам для себя придумывал, и время уходило у него меж пальцев, как вода. Его никогда не хватало на то, чтобы поговорить с девочками, приласкать их. Кармен-Росе запомнился навсегда тот исключительный, необыкновенный случай, когда дон Касимиро взял ее за руку и повел на площадь. Было воскресенье, и через Ортис проходил итальянец с ученой медведицей. Медведицу звали Марука. Она неуклюже переступала лапами под звон бубна, в который бил ее хозяин. Итальянец был печальный, с длинными гладкими усами, и медведица была печальная, и Ортис был печальный. Итальянец и медведица притворялись, будто они играют и танцуют. Но Кармен-Роса хлопала так, что у нее покраснели ладошки, и кричала вместе с итальянцем:

— Пляши, Марука!

Дон Касимиро купил ей тогда в кабачке Эпифанио леденцов, длинных мятных леденцов с красными и белыми полосками, а на обратном пути даже посадил ее себе на плечи, когда она устала. Кармен-Росу все это так воодушевило, что дома она осмелилась попросить:

— Папочка, расскажи мне сказку!

Но дон Касимиро, удивленный и тоном дочери и самим ее требованием, промолвил серьезно, как всегда:

— Я не знаю сказок, дочка.

А мать, донья Кармелита, всегда была тенью. Сначала тенью дона Касимиро, потом тенью тени дона Касимиро и позднее — тенью самой Кармен-Росы. Донья Кармелита была мягкой и доброй. Она любила помогать бедным и утешать несчастных. Она молилась с примерной набожностью и разрывалась на части, ухаживая за больными. Но через детство Кармен-Росы донья Кармелита прошла лишь как нежная тень, которая каждое утро чистенько одевала девочку, завязывала у нее в волосах красивые голубые банты и не очень часто бранила ее — только тогда, когда это было совершенно необходимо:

— Кармен-Роса, не лезь на котопери, ты не мальчишка!

Сеньорита Беренисе ничуть не походила на мать. Она никогда не была замужем и не рожала внебрачных детей — «ни богу свечка, ни черту кочерга», как сказал бы отец Тинедо. Ее жизнь протекала в маленьком мирке, который ограничивался школой и несколькими деревьями гуайявы. Плоды были большие, как груши, с белой кисло-сладкой мякотью. Сеньорита Беренисе героически защищала их от солнца, от ветра, от птиц и от дождей, но не от своих учениц.

Это была бледная женщина, чрезвычайно опрятная, всегда пахнувшая мылом и речной водой, всегда свежеумытая и одетая в белое. Когда ее светлые волосы начали седеть и потом совсем поседели, Беренисе стала напоминать лилию, облако, парус.

Кармен-Роса была не слабостью, как думали иные, а гордостью сеньориты Беренисе. Она много лет преподавала в этой маленькой школе (в один прекрасный день министерство просвещения назначит ей пенсию, ей уже обещали), и никогда еще перед ней на ученической скамье не сидела девочка более внимательная, более прилежная, более любознательная. Она приходила первой, таща за собой Мартику, и уходила последней, съев самые лучшие гуайявы и задав тысячу вопросов, которые большей частью ставили учительницу в тупик.

— Сеньорита Беренисе, на каком расстоянии от нас находится самая далекая звезда?

— Сеньорита Беренисе, почему из моря не выливается вода, когда земля вращается?

— Сеньорита Беренисе, почему у курицы появляется сначала яйцо, а потом уже дети?

— Сеньорита Беренисе, откуда родом мать детей Каина?

Может быть, Беренисе втайне сожалела, что у нее нет дочки, такой же, как Кармен-Роса. Может быть, она с горечью думала об этом неисполнимом желании в час ангелюса, когда дом был пуст и при желтоватом свете карбидной лампы ее одиночество казалось еще более безотрадным. Но это не значит, что она относилась к Кармен-Росе снисходительнее, чем к другим.

На выпускных экзаменах сеньорите Беренисе представился случай доказать ученицам и самой себе, что ее расположение к Кармен-Росе не было капризом или несправедливостью по отношению к другим девочкам Ортиса. Из Калабосо приехал бакалавр, представитель совета по делам просвещения, и составил экзаменационную комиссию, в которую, помимо него, вошли сеньорита Беренисе и сеньор Нуньес, учитель мужской школы.