Мохан Ракеш - Хозяин пепелища

Вторая картина называлась «Дары небес». Под засохшим деревом с искривленными, без единого листочка ветвями, резко выступающими на фоне накаленного зноем неба, сидел человек-скелет. Он протягивал к зрителю пустую глиняную миску с выщербленными краями.

Эти два страшных символа современного мира как будто привиделись мне в бреду и навсегда врезались мне в память.

Осмотрев выставку, я подошел к управляющему отеля и поинтересовался, как идет продажа картин.

— Да кто же купит этих страшилищ? — презрительно усмехнулся он. — Если я и согласился развесить их здесь, то лишь потому, что не хотел огорчить симпатичную даму. Но дней через пять-шесть я вынужден буду ей отказать.

— Но хоть кто-нибудь справлялся о цене?

— Справлялись-то многие, но только из любопытства, — все в том же тоне отвечал он. — Никто еще не сошел с ума, чтобы платить тысячи рупий за эту пачкотню. Пусть она скажет спасибо, если ей предложат по десять рупий за штуку…

— Сколько же дней открыта выставка?

— Да уже дней пятнадцать.

— И за все это время никто не пожелал поговорить с владелицей картин?

— Ах, господин, — усмехнулся управляющий, видимо, удивляясь моей наивности. — Поговорить-то приходило, наверно, человек пятьдесят, не меньше. Но неужели вы не понимаете, что дело шло не о покупке картин! Просто им хотелось познакомиться с красивой женщиной! В первое-то время она наведывалась сюда по нескольку раз на день — пешком приходила с другого конца города! А теперь, вот уже три-четыре дня, что-то совсем не показывается… Один приезжий толстосум-сикх и так и этак ее обхаживал, да ни с чем и уехал!

А спустя несколько дней Сатиш явился ко мне с известием, что муж Эвелин Капур скончался.

Как-то вечером, ужиная в одной из дешевых харчевен близ Лоар-базара, я увидел за окном уже знакомую мне стройную женщину в пенджабском одеянии. Эвелин тянула за руку упиравшегося малыша. Он хныкал и чего-то требовал у матери, а она вполголоса уговаривала его. У входа в харчевню она остановилась, огляделась по сторонам, словно боясь, как бы кто ее не увидел, затем решительно толкнула дверь. Все глаза в зале обратились к ней; появление в этих стенах англичанки было событием. Какой-то по-европейски одетый клерк восхищенно прищелкнул пальцами. Слуга с грохотом уронил поднос. Гордо подняв свою красивую голову и ни на кого не глядя, она прошла с мальчиком в угловую кабину и задернула за собой грязную занавеску. Посетители перемигивались с двусмысленной улыбкой: ведь по вечерам сюда заходили женщины лишь определенного сорта. После минутного замешательства слуга бросился к кабине, но толстый хозяин жестом остановил его и, поднявшись из-за стойки, сам прошел за занавеску. Чей-то голос из угла ехидно задал вопрос:

— А нас вы тоже обслужите, почтенный?

Кто-то хихикнул.

Приняв заказ, хозяин прошел к стойке, опустился на жалобно скрипнувший под ним стул и строго приказал слуге подать госпоже порцию жареного картофеля.

В зале никто не произносил ни слова, слышалось только смачное чавканье. Зато носы посетителей то и дело поворачивались к задернутой занавеске, а жирные губы растягивались в улыбке.

Но как только слуга с подносом зашел в кабину, оттуда послышался капризный голос ребенка:

— Не хочу картошки! Яичко хочу! Яичко!

— Обязательно закажу тебе яичко, — ласково произнес женский голос, — но только в другой раз.

— Сейчас хочу яичко! Сейчас! — упорствовал мальчуган.

— Я же сказала — в другой раз! — уже с раздражением повторила женщина. — Потерпи немного, скоро я каждый день буду брать тебе яичко.

В зале было тихо. Никто больше не улыбался и на перемигивался. Люди склонились над своими тарелками, словно им было стыдно взглянуть друг другу в глаза.

— Не хочу каждый день, сейчас хочу яичко! — хныкал ребенок.

— А сейчас ты поешь картошечки. Кушай, дорогой…

— Не буду я есть картошки! Не хочу!

Толстый хозяин вновь поднялся с места, положил два яйца на чистую тарелку и скрылся за занавеской. В зале кто-то выразительно кашлянул.

— Дайте это ребенку, — вкрадчиво произнес хозяин.

— Кто вас просил приносить? — прозвенел голос женщины, как туго натянутая струна.

— Никто не просил… Примите это в знак…

— Сейчас же унесите обратно!

Хозяин вернулся за стойку, сердито бормоча.

— Эй, почтенный, — насмешливо произнес кто-то за столиком, — яички-то от своих кур или с базара?

Хозяин метнул в насмешника разъяренный взгляд и уткнулся в счетную книгу.