Мохан Ракеш - Хозяин пепелища

А потом — мятущиеся толпы беженцев, перроны, забитые людьми, билеты, купоны, бланки, продовольственные карточки…

И еще — бесчисленные анкеты…

«Имя? — Судха Синх.

Отец? — Микхла Синх.

Каста? — Кшатрий.

Земельные владения, недвижимая собственность? — Не имею.

Наличные деньги? — Не имею.

На какую сумму предъявляете иск о возмещении понесенных убытков?..»

Что мог он ответить на этот вопрос? Ведь единственным его достоянием было выращенное им манговое дерево, чьи плоды довелось ему отведать только раз, дерево, под сенью которого думал он мирно прожить с любимой женой до конца своих дней…

И Судха Синх делал жирный прочерк в этой графе.

В их домике всегда держался какой-то особый, только ему свойственный запах — запах родного очага. Им было пропитано все — от занавесок на окнах и до последней соринки. Где он теперь, этот запах?

Где теперь те летние ночи, когда он, лежа во дворе на веревочной сетке чарпаи, глядел в усыпанное звездами бездонное небо?

И где все мечты и надежды, которые он в те дни лелеял в своем сердце?

— Хиран, скажи-ка, кого ты подаришь мне раньше — сына или дочку? — спрашивал он жену.

— Ой, постыдился бы говорить такое! — смущалась Хиран и закрывала концом сари зардевшееся лицо.

— Ну, если не хочешь отвечать, я и сам скажу. Сперва у тебя родится девочка… Потом два мальчика-близнеца… А потом опять девочка…

— Помолчи! Не болтай попусту!..

— Младшая дочка, — продолжал он, словно не замечая, как смущается жена, — будет красивее всех. У нее, как и у тебя, будут мягкие, шелковистые волосы, такие же большие-большие черные глаза и такая же родинка на шее…

— Ты замолчишь или нет?

Судха Синх ничего не отвечал, подхватывал жену на руки и, покружив по двору, бережно опускал ее на траву под манговым деревом…

Где же теперь все это? Да и было ли когда-нибудь? Или был всего лишь короткий счастливый сон, обернувшийся тяжким кошмаром?

Судха Синх вдруг почувствовал такую нестерпимую боль в сердце, что уже не мог больше лежать. Он открыл глаза и сел. Его лошаденка плелась, едва переставляя ноги, и тонга судорожно вздрагивала на каждой выбоине. Они снова тащились по пыльному поселку дхоби. Солнце уже клонилось к западу, и косые тени домов протянулись до противоположной стороны улицы. Судха Синх дернул вожжами, чмокнул, и лошадка затрусила ленивой рысцой.

На стоянке он напоил лошадь, вытащил из-под сиденья ведерко с овсом и, поставив его перед лошадиной мордой, ласково похлопал ладонью по тощей спине своей кормилицы.

— Ешь, ешь досыта. На тебя вся надежда, родная… Как знать, может, еще придут к нам счастливые дни… Выручай, матушка. Кто же еще может вернуть все наши убытки, если не ты?

Лошадь повела глазом, словно прислушиваясь к его словам, утвердительно мотнула головой и уткнулась в ведерко.

_____

Однажды, когда мы с Сатишем прогуливались по Мал-роуд, центральной улице Симлы [28] Симла — курортный город в горах Северной Индии. В прошлом летняя резиденция английского вице-короля. , нам повстречалась европейская женщина с мальчиком. У нее были матовая кожа лица, большие голубые глаза и пышные, золотистые, слегка вьющиеся волосы. Но больше всего незнакомку выделяло ее индийское платье — длинная рубаха в талию и шелковые шаровары. Конечно, на главной улице Симлы, куда под вечер стекается весь «цвет» общества, довольно часто можно встретить англичанку или англо-индианку, одетую в сари или в рубаху с шароварами, но на каждой такой оригинальничающей особе индийское платье или обвисает безжизненными складками, или так стягивает фигуру, что затрудняет движения. Незнакомка же двигалась по улице с той естественной грацией, которая так чарует нас в пенджабских девушках. Женщине было, вероятно, лет тридцать, но ей трудно было дать больше двадцати — двадцати двух. Рядом с нею важно топал ножками мальчик лет пяти-шести, голубоглазый, румяный, со светлыми как лен кудряшками. В своем красном костюмчике с большим белым воротником он казался маленьким ангелочком, каких изображают на рождественских открытках.

— Мама, а какое место называют Симлой? — по-английски спросил мальчик у матери.

Женщина терпеливо объяснила, что Симлой зовется весь город, в котором они теперь живут.

— А эта улица — тоже Симла?

— Ну, конечно.

— А вон та снежная гора?

— Нет, это уже не Симла.

— А почему?

Мать улыбнулась и принялась объяснять, что гора эта находится далеко за городом. Она была так занята малышом, что даже не взглянула на нас.