— Сыт я этим Египтом по горло! — продолжал ворчать Майтхилон. — Куда ни глянешь, всюду грязь, вонь, тоска зеленая…
— Уж ты скажешь! — отозвался Садананд, завязывая шнурок на ботинке. — Для тебя и пирамиды — тоска зеленая!
— Не говори мне про эти пирамиды! — Майтхилон повысил голос. — Тут пирамиды, а у нас в Индии — Таджмахал [15] Таджмахал — величественный памятник зодчества средневековой Индии. Усыпальница могольского императора Шах-Джахана и его любимой жены.
… Подумаешь! А на каждом шагу только жулики да проститутки… А ты, я вижу, все любуешься этой глупой луной над барханами… Что же, хорошее средство, чтоб не думать о смерти!
При последнем слове Садананда передернуло. Смерть! Посвист пуль, грозный лязг и грохот орудий, танки, изрыгающие пламя! Кровь и смерть — вот цена каждого дюйма завоеванной земли!
Садананд сцепил пальцы, ощутил холодок обручального кольца. И сразу горячая волна прилила к сердцу, словно пышущее жаром тело Мадхави коснулось его груди. Где-то за этими песками, за бескрайним простором океана и за многие сотни миль от этого берега затерялась в зелени полей его родная деревушка. И там до поздних сумерек любящие глаза неотрывно глядят на дорогу. Там его ждет яркая и пламенная, как расплавленное золото, любовь Мадхави…
И тут в ноге заныла рана, которую он получил месяца два назад. Пуля прошла навылет через мякоть бедра. Угоди она на фут выше — его бы давно не было в живых. Умереть? А ради чего, собственно? Чтобы отвоевать лишний клочок земли! И не той земли, на которой стоит Таджмахал или пусть даже пирамиды, а голой, бесплодной равнины, богатой лишь змеями да скорпионами!
Садананд печально взглянул на друга. На обветренных губах Майтхилона играла улыбка.
— А все-таки как же ее зовут? — ехидно спросил он, кладя локти на стол.
— Кого?
— Да ту самую… У тебя, я заметил, при воспоминании о ней даже слезы навернулись на глаза. Видно, была девка что надо…
— Я думал о жене… Вот это кольцо подарила мне она, когда пришла в мой дом, — голос Садананда дрогнул.
Он протянул левую руку: на безымянном пальце блеснуло золотое кольцо. Майтхилон осторожно повернул его к свету. За столиком воцарилось молчание.
Выйдя из харчевни, они зашагали по нескончаемой улице. Каждый был занят собственными мыслями. Налетающий порывами прохладный ветер сметал пыль с карнизов домов. Майтхилон то и дело вертел головой, стараясь заглянуть в освещенные окошки. А Саданандом овладело то гнетущее чувство одиночества, когда человек не замечает ничего вокруг. И в голове его, в такт шагам, назойливо звенел, словно оторвавшийся кусок жести на ветру, обрывок песни: «Не здесь, а там… Не здесь, а там… Не здесь, а там…»
— Нам осталось только две ночи: эта и завтрашняя, — нарушил молчание Майтхилон, когда они дошли до перекрестка. — Ведь послезавтра нашу часть отправляют в пески. Кто знает, доведется ли еще раз погулять по улицам Каира!..
— Не хочу я больше на фронт, — тихо сказал Садананд.
— Ну, раз так — выпей яду. А пока ты живой, тебя заставят идти. Никому нет дела до того, хочешь ты или не хочешь. Англичане тебя купили, вот и служи им, пока не подохнешь. — Майтхилон обнял товарища за плечи и ласково тряхнул его. — Мы воюем не за себя, друг! В этой войне солдату принадлежит только одно — его жалованье. Зато уж эти денежки он может расходовать, как ему заблагорассудится!
Майтхилон вдруг остановился и настороженно повернул голову в сторону темного переулка.
— Там, кажется, стоит одна, — проговорил он вполголоса. — Ну как? Пойдем?
В темноте, действительно, можно было различить женскую фигуру. Она медленно двигалась им навстречу, прошла мимо них совсем рядом и повернула обратно. Из-под покрывала блеснули большие влажные глаза.
— А откуда ты знаешь, что она такая? — сердито спросил Садананд.
— На то у меня глаза… Ну, идешь?
— Нет, — потупясь, бросил Садананд и дотронулся рукой до заветного кольца. И тотчас же перед ним возникло залитое слезами лицо Мадхави и ее плечи, вздрагивающие от рыданий.
— Но ты ведь знаешь, что… что послезавтра мы выступаем! — срывающимся голосом проговорил Майтхилон.
— Знаю.
— И все-таки ты не пойдешь со мной?
— Нет.
— Ну и дурак.
— Нет, я не дурак.
— Ну, тогда еще хуже: ты не мужчина.
Майтхилон презрительно взглянул на своего друга и вдруг ласково, как ребенка, похлопал его по плечу:
— Ладно, ступай в казарму, отдыхай. Встретимся утром на поверке.
Читать дальше