Победа над фашизмом, как известно, не принесла прочной веры в избавление от ужасов войны и разрушения. Страх перед возможностью новой катастрофы, ставшей очевидной после первого испытания атомного оружия, разочарование ходом событий в самой Дании, постепенно попадающей в зависимость от американской военной и экономической помощи и под влиянием американской ”массовой” культуры и теряющей при этом, как казалось многим, национальную самобытность, не давали оснований для чрезмерного оптимизма. В 1947 году, выступая на студенческом митинге в Копенгагене, Браннер говорил: ”Мир пришел к нам вместе с новым страхом. Первые послевоенные годы оказались горькими. Давно замечено, что победителям, так же как и побежденным, конец битвы редко приносит свершение всех надежд”.
Именно в эти годы в официальной философии и общественной жизни Дании резко столкнулись два принципа, две идеи — индивидуализма и солидарности, отчаяния и оптимизма, скептицизма и веры в способность человека к целенаправленной деятельности. Это было время бурных дискуссий в печати, страстной полемики Ответы на многие вопросы, казалось, и здесь можно было найти в учении С. Киркегора о природе человеческой личности, направленном против ”образа жизни заурядных буржуа, которые, вместо того чтобы… следовать разумным законам добра, не замедлили отождествить это добро с пользой”. С. Киркегор предлагал в качестве выхода ”выбор”, который представлял собой волевой акт, предполагающий абсолютное различение добра и зла. Борьба с идеей ”зла” как средства, с помощью которого ”хитрый и расчетливый властный разум извлекает для тебя пользу” (С. Киркегор), определила характер творчества Браннера второй половины 40-х начала 50-х годов. Наряду с другими художниками писатель снова обращается к умонастроениям экзистенциалистского толка. Ему ближе французский вариант экзистенциализма, и он в 1947 году переводит на датский язык брошюру Ж.-П. Сартра ”Экзистенциализм — это гуманизм”.
Известно, что характер французского экзистенциализма резко отличался от немецкого и был по многом определен участием его идеологов — Сартра, Камю и других французских интеллигентов в движении Сопротивления.
В отличие от немецкого (М. Хайдеггер, К. Ясперс и другие) французский экзистенциализм придавал большое значение индивидуальной ”завербованности” человека, его ответственности за собственный выбор. Требование выбора пути имело реальное социально-историческое содержание, привлекавшее многих художников, и прежде всего идеей человеческой активности, важности индивидуального решения и индивидуального действия.
Браннер воспринял эту мысль Сартра как бескомпромиссное отрицание установок конформизма, беспринципного приспособленчества, как мораль интеллектуальной честности. Свою лекцию перед студентами в то время Браннер так и назвал: ”Мораль действия и решающего выбора”. Но Браннер остался верен себе: ему, не в пример некоторым другим писателям, тоже воспринявшим идеи экзистенциализма, чужды мысли об одиночестве человека, нет страшной пропасти, которая отделяет одного человека от другого, наоборот, именно в любви, через любовь его герои становятся близки друг другу, именно любовь помогает им преодолеть одиночество.
В эти годы Браннер много печатается в газетах и журналах читает в Дании Швеции и Германии (1946) лекции на тему ”Кризис гуманизма”. ”Гуманист, — говорил он, — это тот, кто исходит из веры в человека, смотрит на другого, как на самого себя, одновременно признавая свою духовную и материальную общность со всем человечеством, и принимает на себя долю ответственности за все происходящее”.
В эти же годы писатель обращается к проблеме веры. Вопрос о вере в Бога — вопрос совсем не простой для выросшего в религиозной семье писателя. Для протестанта, а именно в протестантской среде вырос Браннер, вера — факт личного общения с Богом. Идея внутреннего свободного суждения есть не что иное, как признание за верующим свободы воли, свободы совести. К Богу обращались герои романа ”Игрушки”, но не получали ответа, после чего возникала новая тема, тема ”молчания Бога”. Бог помогал Браннеру (его героям) лишь поначалу, пока не наступала ”пограничная ситуация”, требовавшая от героя осмысленного поступка. Бог молчит, герои начинают мучительно искать истину, а Бог остается в их душах ”вечно ноющей раной”.
Ждать, пока Бог заговорит, герои не могут, поэтому они пытаются найти (если мы снова воспользуемся категориями С. Киркегора) ”интеллектуальную идею” на смену религиозной. Воспитанный протестантской религией, Браннер делил людей на две группы: либо человек полностью утратил ”образ божий”, а следовательно, и всякое влечение к добру (ведь Бог — это и есть добро); либо ”образ божий” только ”поврежден, замутнен”, и тогда у человека остается способность к нравственному самоусовершенствованию. Таков путь, избранный Браннером для своих ”слабых” героев, на деле оказывающихся сильнее ”диктаторов”.
Читать дальше