- Он боится, - сказал я. - Он уже давно боится.
- Это хорошо, - сказал Рэтлиф. - Потому что ему нужно бояться. Всем бы нам нужно бояться. Потому что, ежели человек просто желает денег ради денег или даже ради власти, все-таки есть многое такое, чего он не сделает, перед чем остановится. А ежели человек из таких, как он, с малолетства, чуть только считать научился, решит, что на деньги все купить можно, чего душе угодно, и всю свою жизнь все дела на этом построит, и не по злобе, а просто потому что знает - никто ему добровольно гроша не даст, да он и просить ни у кого не станет, так вот, ежели такой человек на все готов, а потом вдруг видит, когда в лета вошел, что уже поздно, главное-то он прозевал, хоть и нажил столько, что не счесть, не придумать и даже во сне не увидеть, прозевал то, что ему всего нужнее, в чем есть смысл или хотя бы покой для него, и этого ни за какие деньги не купишь, это всякий ребенок бесплатно получает от рождения, а когда подрастает, иногда узнает, что, может, уже поздно, что ему уже не вороти... не вернуть...
- Что же это? - сказал я. - Что ему нужно?
- Доброе имя, - сказал Рэтлиф.
- Доброе имя?
- Совершенно верно, - сказал Рэтлиф. - Когда человеку только денег и власти нужно, на чем-нибудь он беспременно остановится; всегда найдется что-нибудь такое, чего он не сделает просто ради денег. Но уж ежели ему доброе имя понадобилось, он ради этого на все пойдет. И когда уже почти поздно, когда он понимает, что ему нужно, понимает, что, даже когда он это приобретет, ему нельзя просто спрятать свое приобретение под замок, и пущай... пускай себе лежит, а нужно трудиться до последнего вздоха, чтоб его сохранить, он ни перед чем не остановится и заставляет все и вся вокруг себя мучиться, страдать.
- Доброе имя, - сказал я.
- Совершенно верно, - сказал Рэтлиф. - Быть вице-президентом банка ему уже мало. Он должен стать президентом.
- Должен? - сказал я.
- Я хочу сказать - скоро станет, он не смеет, не рискует ждать, откладывать. Эта дочка миссис Сноупс - Линда... Она уже подросла...
- Двенадцатого апреля ей исполнится девятнадцать, - сказал я.
- ...ей уже девятнадцать, а в тех краях... Откуда ты знаешь, что двенадцатого?
- От дяди Гэвина, - сказал я.
- Ну конечно, - сказал Рэтлиф. И продолжал: - ...там, в университете, в Оксфорде, там, наверно, тыща молодых людей, и все новые, незнакомые, интересные. а за ней там и присмотреть некому, кроме начальницы пансиона, но ей-то что, у нее ведь нет жены, которой предстоит унаследовать половину половины денег дядюшки Билли Уорнера, а ведь даже здесь, в Джефферсоне, в пансионе, где она училась в пропилом году, и то было рискованно, а теперь вот твой дядя, или ее мамаша, или еще кто, или, может, оба они вместе, наконец убедили Флема, чтоб он позволил ей бросить пансион и после рождества уехать в колледж, где он не сможет следить за ее знакомыми молодыми людьми, как следил здесь за мальчишками, с которыми она вместе росла, а ведь тут, по крайней мере, есть ихние... их родственники, которые должны ему деньги, они могли помочь ему с ними справиться; не говоря уж о том, что теперь она не будет кажный... каждый вечер дома, где довольно было протянуть руку и убедиться, что она тут, на месте. Так что он не может, не смеет рисковать; теперь в любую минуту могут принести телеграмму или по телефону сообщить, что она только что сбежала в ближайший город, где есть мировой судья, которому начхать на Флема Сноупса, и сейчас выйдет замуж... И ежели он даже отыщет их десятью минутами позже и поволочит ее...
- Поволокет, - сказал я.
- ...назад, то... Как? - сказал он.
- Поволокет, - сказал я. - А вы сказали "поволочит".
Рэтлиф некоторое время глядел на меня. - Вот уже десять лет я всяким случаем пользуюсь, как только он замолчит хоть на секунду, я у него спрашиваю, как надо говорить, и пять лет я слушаю тебя тоже, стараюсь выучиться... научиться говорить правильно. И как раз, когда мне кажется, что я выучился и я начинаю радоваться, являешься ты и снова учишь меня тому, что я десять лет старался забыть.
- Простите, - сказал я. - Я нечаянно. Просто мне нравится, как вы говорите. Когда вы говорите "отымал", это гораздо лучше, чем просто "отнял", и "поволокет" тоже гораздо лучше, чем просто "поволочит".
- И не только ты, - сказал Рэтлиф. - Твой дядя тоже: я говорю "поволочит", а он - "поволокет", я говорю "поволокет", а он - опять "поволочит", пока наконец он не скажет: "Разве в нашей свободной стране я не имею такое же право говорить "поволокет" вместо "поволочит", а вы "поволочит" вместо "поволокет"?
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу