Уильям Фолкнер - Город

- Спасибо! - сказал дядя Гэвин. - Хочешь, чтобы я тебе рассказал про все про это?

- А ты хочешь? - сказала мама.

- Да, может быть, так будет лучше, - сказал дядя Гэвин.

- А нужно ли это? - сказала мама. На этот раз дядя Гэвин промолчал. Потом мама сказала: - Ну, что ж. Мы тебя слушаем. - И опять дядя Гэвин промолчал. Но тут он снова стал прежним дядей Гэвином. Понимаете, до этой минуты он разговаривал так, как иногда разговаривал я сам. Но сейчас он стоял, смотрел на мамин затылок, опустив лохматую седую голову, вечно нестриженную, и прокуренный черенок тростниковой трубки торчал у него из нагрудного кармана, а глаза, лицо такие, что никогда наверняка не угадаешь, что он сейчас скажет, а когда скажет, то всегда понимаешь, что это верно, только сказано немножко чудно, как никто другой не скажет.

- Н-да, - сказал он. - Если уж такой человек, как ты, при твоей полной неспособности верить сплетням и грязным пересудам, тоже что-то придумывает и сочиняет, так могу себе представить, что измышляет весь Джефферсон, все специалисты по этой части. Клянусь Цицероном, я просто молодею: вот пойду в город и куплю себе красный галстук. - Он посмотрел на мамин затылок. Спасибо тебе, Мэгги, - сказал он. - Тут все наши усилия нужны, вся наша добрая воля. Спасти Джефферсон от Сноупсов - это потребность, необходимость, долг. Но спасти Сноупса от Сноупсов это честь, привилегия, заслуга.

- Особенно если это шестнадцатилетний Сноупс женского пола, - сказала мама.

- Да, - сказал дядя Гэвин. - А ты возражаешь?

- Разве я возражала? - сказала мама.

- Да, ты пыталась возражать! - Он быстро подошел, положил ей руку на голову, продолжая говорить. - И благослови тебя бог за это. Ты всегда пыталась возражать против этой проклятой женской черты - против инстинкта супружеской, чопорной респектабельности, которая служит опорой всей культуры, еще не упадочной, ведь культура не приходит в упадок, только пока она еще рождает таких неисправимых, непоколебимых, как ты, - тех, кто имеет смелость нападать, и противостоять, и возражать, - и на секунду нам показалось, что сейчас он наклонится и поцелует ее: по-моему, мы все трое так подумали. Но он не поцеловал ее, вернее мама успела сказать:

- Перестань! Оставь меня в покое. Решай наконец: хочешь, чтобы я позвонила ей, или ты сам?

- Я сам, - сказал он. Он посмотрел на меня. - Два красных галстука: второй для тебя. Жаль, что тебе не шестнадцать лет. Ей нужен кавалер, вот что.

- Ну, если бы в шестнадцать лет непременно надо было бы стать ее кавалером, так слава богу, что мне нет шестнадцати, - сказал я. - Кавалер у нее уже есть. Матт Ливитт. Он получил Золотые перчатки не то в Огайо, не то еще где-то, в прошлом году. И вид у него такой, что он и сейчас может пустить их в ход. Нет уж, большое спасибо! - сказал я.

- О чем ты? - сказала мама.

- Пустяки! - сказал дядя Гэвин.

- Наверно, ты никогда не видел, как он боксирует, - сказал я, - иначе ты не говорил бы про него "пустяки". Я-то его видел. С Причером Бердсонгом.

- Который же из твоих друзей-спортсменов Причер Бердсонг? - спросила мама.

- Он вовсе не спортсмен, - сказал я. - Он живет в деревне. А боксировать научился во Франции, на войне. Он и Матт Ливитт...

- Подожди, - сказал дядя Гэвин. - Он...

- Кто - "он"? - сказала мама. - Твой соперник?

- ...из Огайо, - сказал дядя Гэвин. - Окончил эту новую школу механиков у Форда, и фирма послала его сюда - работать механиком при их гараже...

- У него своя машина, желтая, открытая, - сказал я.

- И Линда в ней катается? - сказала мама.

- ...и так как Джефферсон город маленький, а он не слепой, - сказал дядя Гэвин, - то рано или поздно он увидал Линду Сноупс, должно быть, где-нибудь между домом и школой; и так как он мужчина и ему двадцать первый год, то он, естественно, не теряя времени, познакомился с ней; репутация обладателя Золотых перчаток, которую он либо действительно заслужил, либо придумал по дороге сюда, очевидно, отстранила всех возможных соперников...

- Кроме тебя, - сказала мама.

- Брось, - сказал дядя Гэвин.

- Да, кроме тебя, - сказала мама.

- Он всего лет на пять старше ее, - сказал дядя Гэвин. - А я больше чем вдвое старше.

- Кроме тебя, - сказала мама. - Все равно, до какого бы возраста ты не дожил, ты никогда не будешь вдвое старше, чем любая женщина, а сколько ей лет, это неважно!

- Ладно, ладно, - сказал дядя Гэвин. - Так о чем это я? Спасти Джефферсон от Сноупса - наш долг. Спасти Сноупса от Сноупса - великая честь.

- Ты говорил - привилегия, - сказала мама. - Заслуга.