- Военный трофей! Я их сюда привел! Я их сюда заманил - военная хитрость! И как я есть в наличии один-единственный военный по званию солдат конфедератской армии...
- Какой вы солдат! - сказала бабушка. - Вы сами поставили условие полковнику Сарторису, я слышала. Вы сами ему сказали, что будете у него вольнонаемным капитаном конницы и больше ничем.
- Я же и хочу им быть! - сказал Сноупс. - Разве я не привел сюда все шесть лошадок - мое личное имущество - словно на одном поводке?
- Ха! - произнесла бабушка. - Военные трофеи или любая другая добыча может кому-нибудь принадлежать - будь то мужчина или женщина, - только когда ее принесешь домой, скинешь с плеч и можешь о ней забыть. У вас не было времени добраться домой даже с той лошадью, на которой вы ехали. Вы заскочили в первые же открытые ворота, вам было все равно, чьи.
- Да, не те ворота, что надо, - сказал он. Глаза его уже не были похожи на кусочки фаянса. Они ни на что не были похожи. Но лицо его, по-моему, все равно будет выглядеть, как старый половик, даже когда он весь поседеет. - Поэтому, надо думать, мне и в город придется переть пешком. Женщина, которая... - голос его прервался. Они с бабушкой молча глядели друг на друга.
- Лучше вам этого не произносить, - сказала бабушка.
- Да, мэм, - согласился он. И не произнес. - Человеку, у кого своих семь лошадей, вряд ли дадут взаймы мула?
- Не дадут, - сказала бабушка. - Но пешком вам идти не придется.
Мы вышли на лужайку. Наверно, даже Эб не догадался, что бабушка сразу выведала, где он, как ему казалось, надежно припрятал первую лошадь, и велела пустить ее вместе с остальными шестью. Он нес свое седло и уздечку. Однако он опоздал. Шесть лошадей свободно разгуливали по усадьбе, седьмая была привязана постромкой к воротам. Это была не та лошадь, на которой приехал Эб, потому что на той было клеймо. Ведь Эб достаточно давно знал бабушку. Мог бы догадаться. Может, он и догадывался. Но сдаваться не хотел. Он отворил ворота.
- Что же, - сказал он, - время идет. Мне, пожалуй, пора...
- Обождите, - сказала бабушка. И тогда мы поглядели на лошадь, привязанную к забору; на первый взгляд она казалась лучшей, из семи. Надо было очень внимательно приглядеться, чтобы заметить, что у нее на ноге слегка растянуто сухожилие - наверно, смолоду ее перетрудили, наваливали не глядя.
- Берите эту, - сказала бабушка.
- Не моя, - сказал Эб. - Ваша она. Вот я сейчас...
- Берите эту, - сказала бабушка. Эб долго на нее глядел. Можно было сосчитать до десяти, не меньше.
- Это же черт те что, миз Миллард! - воскликнул он.
- Я уже говорила вам, чтобы вы здесь не смели ругаться! - сказала бабушка.
- Да, мэм, - сказал Эб. А потом выразился опять: - Это же черт те что! - Он пошел на лужайку, вставил мундштук к привязанной лошади, шваркнул на нее седло, сдернул веревку, которой она была привязана, и закинул ее за забор, сел верхом, а бабушка стояла тут же, пока он не выехал за ворота и Ринго не закрыл за ним, и тут я впервые заметил на воротах цепь и засов, снятые с дверей коптильни; Ринго запер ворота, отдал бабушке ключ, а Эб на минуту задержался, глядя на бабушку с лошади.
- Что же, день добрый, - сказал он. - Я вот только надеюсь, в интересах Конфедерации, что Беду Форресту не придется цапаться с вами насчет своих лошадок.
Потом он произнес опять, на этот раз еще обиднее, может, потому, что уже сидел на лошади мордой к воротам: - А не то, черт возьми, глазом не моргнешь, как останется он с одной разнесчастной пехотой! Будь я проклят, если это не так.
Потом и он уехал. Если бы время от времени не подавала голос кузина Мелисандра, да если б еще не шесть лошадей с тавром США, выжженным на крупе, стоявших у нас на усадьбе, можно было подумать, что ничего и не произошло. Во всяком случае, мы с Ринго решили, что все уже кончено. Филадельфия то и дело спускалась с кувшином, чтобы набрать свежей воды для компрессов кузине Мелисандре, но мы считали, что немного погодя это тоже всем надоест и кончится. Но тут Филадельфия снова пришла вниз, в комнату, где бабушка перекраивала для Ринго пару армейских штанов, которые отец последний раз носил дома. Филадельфия молча стояла в дверях, пока бабушка ее не спросила:
- Ну, что там еще?
- Она просит банджо.
- Что? - спросила бабушка. - Мою лютню? Она на ней не умеет играть. Ступай наверх. - Но Филадельфия не двигалась с места.
- Можно, я попрошу маму прийти пособить?
- Нет, - сказала бабушка. - Дай Лувинии передохнуть. Ей и так досталось больше, чем надо. Ступай наверх, дай Мелисандре еще вина, если ничего лучше придумать не можешь.
Читать дальше