Уильям Фолкнер: Моя бабушка Миллард, генерал Бедфорд Форрест и битва при Угонном ручье

- Дед мой прошел с Мэрионом [Мэрион Фрэнсис (1732-1795) - руководитель борьбы против англичан в Южной Каролине в годы Войны за независимость] по всей Каролине и был у Кингсмаунтин [место сражения повстанцев Южной Каролины с английскими войсками]. Дядю провалила на выборах в губернаторы Теннесси продажная, вероломная шайка кабатчиков и аболиционистов-республиканцев, а отец мой умер в Чапультепеке [мексиканский форт вблизи от границы с США; здесь в 1847 г. американские войска в ходе захватнической войны против Мексики нанесли поражение мексиканской армии]. После всего этого не мне менять фамилию, которую они носили. Да и жизни своей я не хозяин, пока истерзанная родина обливается кровью под железной пятой захватчиков... - тут он оборвал смех или как там это назвать. Потом лицо его стало удивленным. Потом оно перестало быть удивленным - удивление стало сходить с него сперва медленно, а затем все быстрее, но не чересчур быстро, а как жар уходит из куска железа на наковальне у кузнеца; потом лицо его стало выглядеть просто недоуменным, спокойным и почти умиротворенным. - Разве что потеряю ее в бою, - сказал он.

- Ну, сидя тут, вам это вряд ли удастся, - сказала бабушка.

- Нет, - сказал он. Но я не думаю, чтобы слова ее до него дошли. Он встал. Даже Эб Сноупс и тот за ним следил, - его нож с пучком шпината на кончике повис в воздухе, не дойдя до рта.

- Да, - сказал кузен Филипп. Но на лице его снова появилось: "какая красавица". - Да, - сказал он. Он поблагодарил бабушку за обед. Вернее сказать, заставил свой язык произнести подобающие слова. Они не показались нам очень вразумительными, но он, по-моему, на это никакого внимания не обращал. Он поклонился.

Ни на бабушку, ни на Что-нибудь вообще он не смотрел. Он снова повторил: "Да". И вышел. Мы с Ринго проводили его до парадных дверей, посмотрели, как он садится на лошадь и, сидя на ней с обнаженной головой, смотрит на окна верхнего этажа. Смотрел он на окна бабушки, а рядом с ее комнатой была наша с Ринго. Кузина же Мелисандра не могла его видеть вообще, потому что она лежала в постели на другой половине дома и Филадельфия все еще, наверное, мочила салфетки в холодной воде, чтобы менять у нее на голове компрессы. Сидел на лошади он хорошо - легко, свободно, откинувшись в седле, повернув ступни вовнутрь и держа их перпендикулярно голени, как учил меня отец. И лошадь у него была хорошая.

- Чертовски хорошая лошадь, - сказал я.

- Беги за мылом, - сказал Ринго.

Но я и так уже кинул быстрый взгляд в переднюю, хотя слышал, что бабушка разговаривает с Эбом Сноупсом в столовой.

- Она еще там, - сказал я.

- Ха, - сказал Ринго. - Один раз я еще дальше от нее чертыхнулся и то пришлось мыло глотать.

Тут кузен Филипп пришпорил коня и ускакал. Так, во всяком случае, решили мы с Ринго. Еще два часа назад никто о нем даже не слышал; кузина Мелисандра видела его только два раза и оба раза сидела, зажмурив глаза, и кричала. Но когда мы стали старше, мы с Ринго поняли, что кузен Филипп был единственным среди нас, кто поверил хотя бы на миг, что прощается с нами навек, и не только бабушка и Лувиния знали, что это не так, но и кузина Мелисандра тоже это знала, несмотря на то, что ему так не повезло с фамилией.

Мы вернулись в столовую. И тут я понял, что Эб Сноупс нас ждет. И тут мы с Ринго сообразили, что он собирается попросить о чем-то бабушку, потому что никто не любит оставаться с ней с глазу на глаз, когда о чем-нибудь ее просит, даже если не опасается наперед, что из этого выйдут одни неприятности. Мы знали Эба уже больше года. Мне надо было сразу догадаться, в чем тут дело, как догадалась бабушка. Он встал.

- Ну что ж, миз Миллард, - начал он. - Сдается мне, что теперь никакой опасности вам не грозит, раз Бед Форрест со своими молодчиками находится тут поблизости, в Джефферсоне. Но покуда все еще не утихомирилось, я на денек-другой оставлю у вас своих лошадей.

- Каких лошадей? - спросила бабушка. Они с Эбом не просто смотрели друг на Друга. Они друг за другом следили.

- Да этих, захваченных утром лошадок, - сказал Эб.

- Каких лошадок? - спросила бабушка. Тут Эб и сказал:

- Моих лошадок. - Эб все еще за ней следил.

- Почему? - спросила бабушка. Эб понял, о чем она спрашивает.

- Я здесь единственный взрослый мужчина, - сказал он. Потом добавил: И первый их заметил. Они гнались за мной еще до того... - Потом он заговорил быстрее; глаза у него на секунду остекленели, но сразу же снова сверкнули в колючих зарослях грязновато-серой растительности и стали похожи на два осколка битой посуды, запутавшиеся в вытертом половике.