Уильям Фолкнер - Непобежденные

-- Я с этим мулом живу, не горюю, -- сказал брат Фортинбрайд. -- В деньгах я не нуждаюсь.

-- Вздор, -- сказала бабушка. -- Какой уж из вас пахарь; пташке не прожить на ваши умолоты. Да берите же деньги.

-- Нет, -- сказал брат Фортинбрайд. -- Я живу, не горюю.

Мы пошли домой; книгу понес Ринго.

-- Вы уже распределили четырех тех мулов, а еще и в глаза их не видали, -- сказал Ринго. -- А что, как нам их не пригонят?

-- Завтра утром, думаю, пригонят, -- сказала бабушка.

И верно; мы завтракали, когда вошел Эб Сноупс, прислонился к дверному косяку, глядя на бабушку глазами, покрасневшими слегка от неспанья.

-- Да уж, -- сказал он. -- Не родись богатым, а родись везучим. А знаете вы, в чем ваше везенье? -- Мы молчим, не спрашиваем, и он сам продолжил: -Весь день вчера шла вакуация, а к утру сегодня, я так полагаю, в Миссисипи не осталось янков ни полка. Сказать можно так, что война дала окончательного кругаля -- пошла дрыхнуть домой на север. Да уж. Тот полк, где вы, мэм, в субботу мулов изымали, как прибыл, так и убыл -- угреть место не успел. Вы исхитрились взять у янков последнюю возможную скотину в последнюю возможную минуту. И только одну допустили промашку -- взять-то взяли тех девятнадцать мулов, а вот обратно их всучить -- уже нет покупателя.

3

День был тепел и ярок; сталь ружей и удил блеснула нам в глаза еще издали, с дороги. Но теперь Ринго и с места не стронулся. Оторвавшись от бумаги, от своего рисованья, и глянув, он только сказал:

-- Соврал, выходит, Эб Сноупс. Господи ты боже, и когда же мы от них избавимся!

Передний был всего лишь лейтенант; теперь уже мы знали их офицерские знаки различия лучше, чем у собственной нашей конфедератской армии: как-то мы стали считать, скольких наших офицеров видели, и оказалось, раз-два и обчелся -- только отца да того капитана, что подошел к нам с дядей Баком в не сожженном еще тогда Джефферсоне (Грант его после спалил){33}. А сейчас мы глядели на подъезжавших и еще не знали, что и вообще-то военную форму видим в прощальный раз, -- если не считать ту, что останется на побежденных бойцах зримым символом нераскаянной неукротимости и гордости.

Всего лишь, значит, лейтенант. С виду лет сорока и как бы радостный и злой одновременно. Ринго-то его узнать не мог, потому что Ринго в повозке с нами не было, но я узнал -- по всей посадке, а может, по ликующе-злому виду, точно он уже несколько дней копит злость и предвкушает, как понаслаждается теперь этой злостью. И он тоже узнал меня; взглянул и рыкнул "Ха!", оскалив зубы; подал коня вплотную, глянул на рисунок Ринго. Кавалеристов было с ним десяток-полтора; мы их не особенно считали.

-- Ха! -- сказал опять и затем: -- Это что у тебя?

-- Дом, -- ответил Ринго, почти не взглянув на лейтенанта; он их перевидал даже больше моего. -- Любуйтесь.

Лейтенант опять глазами на меня и рыкнул свое "Ха!" сквозь зубы; говоря с Ринго, он то и дело косился на меня и рыкал. Поглядел на рисунок, перевел взгляд на аллею -- туда, где торчат трубы из кучи пепла и щебня. Травой, бурьяном уже покрылось пепелище, и только четыре трубы стоят, а дома вроде никогда и не было. Золотарник кое-где не весь отцвел.

-- Так, -- сказал офицер. -- Понятно. Рисуешь как он раньше был.

-- Угадали, -- сказал Ринго. -- А на кой мне рисовать его как он сейчас? Я могу хоть десять раз на дню приходить сюда наглядываться. А могу даже на лошади подъехать любоваться.

Лейтенант не рыкнул в ответ, а скорее хрюкнул; должно быть, наслаждался -- медлил действовать, накапливал в себе еще чуточек злости. Потом проговорил:

-- А здесь дорисуешь -- в город сможешь перебазироваться: там тебе на всю зиму хватит рисованья. Верно говорю?

Откинулся в седле и опять на меня глянул. Глазами на этот раз рыкнул. А глаза под цвет разбавленного молока -- как свиной мосол из окорока.

-- Так, так, -- говорит. -- А там кто живет? Под какой она фамилией сегодня, а?

Ринго поглядел на него пристальней, хотя, по-моему, еще без особой догадки.

-- Там никто не живет, -- ответил Ринго. -- Там крыша протекает.

Один из солдат фыркнул сдавленно. Лейтенант хотел к нему крутнуться, передумал. Хотел что-то сказать, зло блестя на Ринго глазами.

-- А-а, вы про те хибары, -- сказал Ринго. -- Я думал, вы все трубами интересуетесь.

Тут солдат засмеялся уже вслух, и лейтенант крутнулся к нему с руганью; теперь-то, если б даже не по виду, я бы по ругани узнал его. Побагровев, он заорал на своих солдат:

-- Так вас и перетак! Какого дьявола стоите? Он же вам сказал, загон в речной низине, там, за выгоном. И если какой встречный, будь он мужчина, женщина или младенец, вам хоть слово пикнет поперек, хоть усмехнется, стреляй его на месте! Марш!