Теодор Фонтане - Эффи Брист

-- Вот теперь, Геерт, я чувствую, что начинаю приходить в себя. Я не говорю уж о прекрасной Торе, но подумай -- утром Торвальдсен, а вечером эта веселая Коломбина!

-- Коломбина, кажется, даже лучше Торвальдсена?

-- Если говорить откровенно, то да. Я же обожаю подобные вещи. А наш добрый Кессин был для меня настоящим несчастьем, там все раздражало меня. Да и Рюген, пожалуй, не меньше. Давай останемся в Копенгагене хотя бы на несколько дней. Разумеется, мы съездим посмотреть Фредериксборг, Эльсинор *, а потом поедем в Ютландию. С каким наслаждением я буду снова любоваться прекрасной Торой! Будь я мужчиной, я бы влюбилась в нее!

Инштеттен рассмеялся.

-- Ты же не знаешь, может быть, я так и сделаю.

-- Вот как! Пожалуйста! Только знай, поле битвы я не уступлю без борьбы. Ты еще увидишь, что и я не из слабых!

-- В этом как раз мне уверений не нужно.

Так проходило их путешествие. В замке Аггергуус, до которого они добрались, поднявшись вверх по Лимфьорду, Инштеттены гостили три дня. Потом они проехали всю Ютландию, побывали, делая по пути то короткие, то более длительные остановки, в городах Виборг, Фленнсбург и Киль, и наконец через Гамбург, который им чрезвычайно понравился, вернулись на родину, но пока еще не в Берлин на Кейтштрассе. Сначала им предстояло поехать в Гоген-Креммен, где их ожидал заслуженный отдых. Для Инштеттена это, правда, означало всего-навсего несколько дней, так как его отпуск окончился, но Эффи собиралась неделю или немного подольше погостить еще и после его отъезда, обещая вернуться домой к третьему октября, то есть как раз к годовщине их свадьбы.

Анни, порозовевшая и окрепшая на деревенском воздухе, стала ходить. Розвита правильно рассчитала, что навстречу маме она уже потопает ножками. Брист разыгрывал нежного дедушку, однако предостерегал всех от избытка любви, а еще больше от излишней строгости к ребенку, а в общем был такой, как всегда. В сущности, его настоящая нежность по-прежнему принадлежала одной только Эффи. Он много думал о ней, и, даже оставаясь вдвоем с женой, говорил только о дочери.

-- Как ты находишь Эффи?

-- Мила и добра, как всегда. Не знаю, как и благодарить всевышнего за то, что он послал нам такую чудесную дочь. Она бывает так благодарна за все! А как она радуется, что снова находится под нашей крышей.

-- Да,-- сказал Брист,-- по-моему, даже несколько больше, чем следует. Похоже, что она по-прежнему считает Гоген-Креммен своим настоящим домом. А у нее теперь есть семья -- муж и ребенок, муж -- бриллиант чистейшей воды, да и девочка -- ангел. И все-таки она ведет себя так, будто самое важное для нее -- Гоген-Креммен, а муж и ребенок, по сравнению с нами, --второстепенное дело. Она великолепная дочь, даже лучше, чем надо. Откровенно говоря, это меня и волнует. Она ведь несправедлива к Инштеттену. Ну, а как у них обстоят, знаешь, эти дела?

-- Что ты имеешь в виду, Брист?

-- Что я имею в виду? Разве не ясно? Ну... счастлива она с ним или нет? Так и жди, как бы чего не случилось! Мне с самого начала казалось, что она его скорей уважает, чем любит. А это, по-моему, никуда не годится. Любовь и та не всегда способна удержать от греха, а уж уважение и подавно. Женщина всегда начинает досадовать и сердиться, если ей приходится уважать, не любя. Да, сначала сердиться, потом понемногу скучать и, наконец, развлекаться.

-- Тебе это известно по собственному опыту?

-- Кажется, нет! Для этого ко мне никогда не питали достаточно высокого уважения. А лучше -- не цепляйся, Луиза. Скажи, как обстоит дело?

-- Ах, Брист, вечно ты возвращаешься к этому вопросу. Уж раз десять мы толковали об этом, и вот все начинается снова. А вопросы твои, между прочим, ужасно наивны. Ты, кажется, считаешь, что твоя супруга умеет читать в душе. Ты как-то странно представляешь себе душу молоденькой женщины, и особенно своей дочери. Ты думаешь, что там все происходит по какому-то плану. Или ты считаешь меня какой-то... тьфу ты! забыла, как их там величают... словом, оракулом. Дескать,, стоит Эффи чуточку приоткрыть свою душу -- и я все поняла. Знай, самое сокровенное всегда остается в душе. Да и вряд ли бы она стала меня посвящать в свои тайны. И еще...-- ума не приложу, от кого она унаследовала эту черту,-- но она очень хитрая девочка. И это тем опаснее, что она так обворожительна.

-- Значит, и ты признаешь, что она это... обворожительна. Но она и добрая, правда?

-- Добрая, этого у нее не отнимешь. А за остальное я бы не могла поручиться. К тому же, на бога она смотрит как на доброго дядю, который ей ни в чем не откажет.