Теодор Фонтане - Эффи Брист

В этот момент вошел Фридрих, чтобы убрать со стола.

-- Который час, Фридрих?

-- Начало девятого, госпожа.

-- Ну вот и хорошо. Пришлите ко мне Иоганну.

-- Госпожа звали?

-- Да, Иоганна. Я хочу спать. Правда, еще рано. Но я так одинока. Пожалуйста, опустите сперва это письмо, а когда вернетесь, будет как раз пора ложиться. И даже если не пора.

Эффи взяла лампу и пошла в свою спальню. Действительно, на циновке лежал Ролло. Увидев Эффи, он поднялся, чтобы дать ей дорогу, и ласково потерся ухом о ее руку. Затем снова улегся.

Тем временем Иоганна направилась в контору ландрата, чтобы опустить письмо. Она не очень торопилась, предпочитая лишнюю минутку поболтать с госпожой Паашен, женой служителя конторы. Само собой, речь зашла о молодой госпоже.

-- Какая она?---спросила Паашен. -- Она очень молода.

-- Ну, это еще не беда. Даже наоборот. Молодые -- в этом-то и добро --всегда вертятся перед зеркалом, причесываются, наряжаются и ничего не слышат и не видят. Они не считают огарки от свечей и не завидуют тому, кто перехватит поцелуй, как те, кому их уже не перепадает.

-- Да,-- сказала Иоганна,-- так поступала моя прежняя хозяйка, к тому же без всяких оснований. Наша госпожа совсем не такая.

-- Он с ней очень нежен?

-- О да! Можете себе представить.

-- Но ведь он оставляет ее одну.

-- Ах, дорогая Паашен. Вы не должны забывать, князь. И, потом, он ведь только ландрат. А может, он хочет стать еще выше?

-- Понятно, хочет. И своего добьется. В нем есть что-то такое... Мой Паашен всегда это говорит, а уж он хорошо разбирается в людях.

Пока Иоганна ходила в контору, прошло четверть часа, и когда вернулась, Эффи уже сидела перед трюмо и ждала.

-- Долго вы ходите, Иоганна.

-- Да, госпожа... Извините, госпожа, я встретила некую Паашен и немножко поболтала с ней. Здесь такая глушь. Всегда рад встретить человека, с кем можно словом перекинуться. Христель -- очень добрая, но она неразговорчива, а Фридрих сонный и осторожный. Из него слова не выжмешь. Конечно, нужно уметь и молчать. Паашен такая любопытная. Мне она вовсе не по вкусу, но все же приятно, если видишь или слышишь что-нибудь новенькое.

Эффи вздохнула.

-- Да, Иоганна, это -- самое лучшее.

-- У госпожи такие прекрасные волосы, такие длинные и мягкие, будто шелк.

-- Да, очень мягкие. Но это нехорошо, Иоганна. Каковы волосы, таков и характер.

-- Конечно, госпожа. Но мягкий характер лучше жесткого. У меня тоже мягкие волосы.

-- Да, Иоганна. У вас белокурые волосы. Такие волосы особенно нравятся мужчинам.

-- Ах, ведь это как придется, госпожа. Многим больше нравятся черные.

-- Конечно,-- рассмеялась Эффи,-- в этом я уже убедилась. Тут дело в другом. У блондинок всегда нежный цвет лица, в том числе и у вас, Иоганна. Готова держать пари, что у вас много поклонников. Я очень молода, но в этом разбираюсь. Кроме того, у меня подруга тоже блондинка; волосы у нее совсем льняные, светлее, чем у вас... Она дочь пастора...

-- Ну и...

-- Что вы хотите сказать, Иоганна? Это звучит двусмысленно. Вы ведь ничего не имеете против дочери пастора. Она очень мила, так всегда считали офицеры,-- неподалеку от нашего поместья стоял полк гусар, и к тому же красных. У нее был очень хороший вкус в выборе туалетов: черный бархатный корсаж и цветок -- роза или гелиотроп. Если бы не ее глазищи,-- ах, вы посмотрели бы на них, Иоганна, -- вот такие огромные (и Эффи со смехом потянула себя за правое веко), -- если бы не это, она была бы писаной красавицей. Звали ее Гульдой, Гульдой Нимейер. Не то чтобы мы с ней дружили, но, будь она со мной и сиди вот здесь, на уголке дивана, мы болтали бы до полуночи, а то и дольше. Я так тоскую и... -- она прижала к себе голову Иоганны,-- я так боюсь.

-- Ах, полно, госпожа. Все мы боялись.

-- Все вы боялись? Что это значит, Иоганна?

-- Но если госпожа действительно так боятся, то я постелю себе здесь. Возьму соломенную циновку, переверну стул для изголовья и буду спать здесь до утра или пока не вернутся господин.

-- Он мне не помешает. Это он мне сам обещал.

-- Или присяду на уголок дивана.

-- Да, пожалуй, так будет лучше. Впрочем, нет, это не годится. Господин не должен знать, что мне страшно: он этого не любит. Он хочет, чтобы я всегда была храброй и решительной, как он сам. А я не могу. Я всегда была немного впечатлительной. Но, конечно, сознаю, что должна заставить себя, должна подчиниться его воле в этом, как и во всем другом... А потом, у меня есть Ролло. Он ведь лежит у порога.

Иоганна утвердительно кивала головой при каждом слове Эффи, затем зажгла свечу, стоявшую на ночном столике, и взяла лампу.