Уолдо Фрэнк - Смерть и рождение Дэвида Маркэнда

- Над чем, бесстрашный воин?

- А вы не слышали стука молотка? Я чинил крышу в лаборатории.

- Да, очень вам благодарна. От этого-то я и проснулась.

- Потом занимался географией. Вы знаете, что дети вернутся раньше, чем мы успеем подумать об этом?

- Явная бессмыслица. Если я уже знаю, то как же это может случиться раньше, чем я успею подумать об этом?

- Во всяком случае, мне необходимо выяснить, где находится Занзибар... и Мадагаскар. - Он теребит пальцем корешки принесенных книг. - Слушайте, Лида, мне надоели книги _о_ социализме, _о_ марксизме. Они похожи на тусклые фотографии реальных вещей.

- Что же вы хотите?

- "Капитал" Маркса.

- У меня есть только первый том. Остальные два я и сама не читала.

- Отлично. Это ведь очень толстая книга, правда? Я выпишу остальные тома, и они как раз придут к тому времени, как я кончу первый.

- Они придут задолго до того времени, как вы кончите первый.

- Что вы хотите сказать?

- Погодите, сами увидите.

- Вы боитесь, что я не пойму, Лида?

- Какая глупость! Если вы не поймете, вы кончите очень быстро.

- Вот это мне нравится! Вы меня подбодрили. Давайте ваш кофе, я тоже буду завтракать второй раз.

- Какой добрый!

- Какая добрая!

- Не говорите так, Дэвид! - Она принесла чашку и наливает кофе.

- Почему?

- Так не говорят с женщиной.

- Но ведь вы сказали: "какой добрый". Так тоже женщина не должна говорить с мужчиной.

- Зачем я буду говорить с вами как женщина, если вы на меня не смотрите как на женщину?

- А вам это неприятно?

- Оскорбляет мое самолюбие... ведь мы с вами наедине в романтической южной обстановке. Бррр!..

- Я не нахожу вас красивой, Лида, это верно. И я с легкостью говорю вам об этом, потому что уверен, что многим мужчинам вы кажетесь очень красивой.

- Вы умница. Кроме того, вы лгун. Вы знаете, что для мужчин я непривлекательна.

- Откуда же мне это знать? Я не верю...

- Одним словом, это действительно так, Дэвид.

- И вам это неприятно?

- Чертовски неприятно. Но что с того?

Они молча пьют кофе.

2

Певучая майская ночь. Древесные лягушки наполняли тьму своим звонким кваканьем; оно поднималось к ослепительно сверкавшим звездам. Среди непрестанного кваканья слышались иные мелодии: крики и смех детей, не торопившихся укладываться в постель, более тихие возгласы Хораса Ганна или других учителей, звон посуды в кухне, а из открытого окна в Замке звуки голоса и старого органа:

Я живу в Ханаанской земле,

Солнцем божьей любви озаренный,

И когда обращусь к небесам, в вышине

Предо мной лик Христа просветленный.

Сайрес Ленни сидел в нише гостиной и пел, аккомпанируя себе с закрытыми глазами. Рядом с ним Адель Сильвер прислушивалась сквозь неуклюжие стихи к чистому сердцу Сайреса Ленни. А посредине гостиной вокруг стола, на котором стояла лампа, сидели за чтением Эмили Болтон, Лида Шарон, Дэвид Маркэнд.

Гимны и музыка ночи не трогали их. Стены гостиной подымались в ночной сумрак, в них тускло отражался блеск инкрустаций на столах и стульях. Перед Эмили Болтон лежала груда газет; Лида читала "Мэссес"; Маркэнд держал на коленях толстую красную книгу - третий том "Капитала". Его клонило ко сну; после целого дня работы этот час, который он отвел для чтения, всегда давался ему нелегко. Строчки сходились и расходились перед ним, точно шеренги солдат на маневрах. Первую он видел вполне четко; вторую - ясно, но несколько в отдалении; третья и четвертая расплывались и сливались друг с другом до тех пор, пока их смысл окончательно не ускользал от него. Но так как читать Маркса после занятий с детьми стало его повседневной привычкой, он изобрел способ преодолевать свою сонливость. Доходя до третьей строки, он слегка менял положение в кресле и читал дальше; теперь третья и четвертая становились совсем ясными. То же самое он проделывал перед пятой и так, очень медленно, добирался до конца страницы. Но его ежеминутные повороты нервировали Эмили Болтон (она только что приехала и через неделю снова должна была покинуть школу). Лида читала и радовалась: эти ребята из "Мэссес" действительно умеют весело говорить о революции!

Шестнадцать фабрикантов на груди у мертвеца,

Ио-хо-хо! И всеобщая военная повинность!

Стреляй! А Уолл-стрит дотянет дело до конца,

Ио-хо-хо! И всеобщая военная повинность!

Она перешла к карикатуре Роберта Майонора. Эмили Болтон с шумом отбросила "Нью-Йорк трибюн" и развернула "Нью-Орлеанс пикиюн таймс".

Нежный голос Христа призывает тебя,