Длинный. А что мы должны были найти?
Мужчина. Могилу.
Коротыш. Мда, черт бы ее побрал, вырыли на целую сажень, могила получилась - прямо загляденье, лучше не бывает, уж мне-то можете поверить я, почитай, их штук семьдесят накопал с тех пор, как...
Длинный. А как они ее нашли?
Коротыш. Поп нашел.
Мужчина. Как?
Длинный. А очень просто, дорогой, очень просто...
Коротыш. Идет, книжечку свою в руках держит, ступил ногой в снег - и кувырк! вместе со всеми своими причиндалами Длинный. Эй, шнапсу, да покрепче...
Крестьяне, слышавшие историю, пересказывают ее другим.
Первый. Кто?
Второй. Поп!
Крестьяне смеются.
Хозяйка. Эй, да куда же это он? Эй, с гитарой, куда ты? (Бежит за уходящим Пелегрином.)
Длинный. Честно говоря, доктор, от вашего врачевания работы у нас не убавляется. Работа - доход, и доход честный. Иной раз полдня торчишь на морозе. А людям ведь все равно умирать, вот и приходили бы сюда за этим самым, ведь мы тем и живем, я говорю...
Возвращается хозяйка.
Хозяйка. Ну каков подлец! Так вот и убежал - с моей гитарой! Вам хорошо смеяться, гитара-то моя, не ваша!
Доктор. Да я вовсе не смеюсь.
Хозяйка. Так и убежал...
Доктор. Не беспокойтесь, Жозефина! Вернут вам вашу гитару.
Хозяйка. Да вы только так говорите.
Доктор. Ручаюсь вам.
Хозяйка. Но когда? Когда?
Доктор. Очень скоро.
Хозяйка. Каким же образом, хотела бы я знать?
Доктор. Он ее далеко не унесет, вашу гитару, не дальше, чем...
Хозяйка (замечает что-то на столе). А это что такое? А?
Доктор. Его плата - коралл.
Хозяйка. Коралл?
Длинный. Настоящий коралл?
Коротыш. Никогда еще не видел коралла.
Могильщики подходят ближе.
Ты когда-нибудь видел коралл?
Рассматривают коралл.
Доктор. Он хочет спеть серенаду в замке, понимаете?
Хозяйка. И он думает, его туда пустят?
Доктор. Да, он так думает.
Хозяйка. С моей-то гитарой! Да если он доберется хотя бы до челяди и его пустят на кухню, то и это уж будет немало!
Слышен мотив явайской песни.
Доктор. Слышите? Вот так у него на душе, в книгах это называют эвфорией. Чудесное состояние, ему теперь все нипочем, он полон музыки, жизни - в нем ее больше, чем во всех нас, вместе взятых...
Хозяйка. И этот тоже?
Доктор. И этот.
Хозяйка. Через месяц?
Доктор. Через неделю.
Хозяйка крестится.
Длинный. Откуда они только не приходят, а мы тем и живем, я говорю...
Хозяйка. Через неделю?
Доктор. Я ему почти завидую.
Xозяйка. Что он будет жить всего неделю?
Доктор. Нет, что он неделю будет - жить.
АКТ ПЕРВЫЙ
В замке.
Барон стоя набивает трубку. На столе, за которым сидит писарь,
горят свечи. В выжидательной позе стоит конюх.
Барон. Вот и все, Курт, что я хотел тебе сказать. Дело совершенно ясное, не будем о нем больше говорить... Вон там твое жалованье.
Конюх. Ваша милость хотят-таки уволить меня?
Барон. Порядок прежде всего. (Зажигает трубку.) Порядок прежде всего. Восемь лет ты присматривал за моими лошадьми...
Конюх. Восемь с половиной.
Барон. И, как теперь выяснилось, каждый день, наполняя этот кисет, ты крал у меня горсть табаку - каждый день в течение восьми с половиной лет.
Конюх. Я очень сожалею об этом, ваша милость.
Барон. Я тоже, Курт.
Конюх. Я знаю, что не должен был этого делать. Хотя то была не горсть, как говорит ваша милость, а щепотка, всего одна щепотка - это ведь разница, ваша милость. Восемь с половиной лет - это, конечно, не пустяки, но...
Барон. Ты мне нравился. Ты был веселым парнем. Восемь лет ты распевал песни - в моем доме это удается не всякому. Постепенно здесь отвыкают петь. Все думают, раз я сам не пою, то и вообще терпеть этого не могу... Лошади у тебя всегда были в порядке, лучшего слуги я и желать не мог.
Конюх. Ваша милость часто так говорили.
Барон. Мне жаль увольнять тебя.
Конюх. А если я верну табак? Можно бы подсчитать, сколько это составит - восемь с половиной лет, каждый день по щепотке, я бы вернул тем же самым сортом!
Барон. Не в табаке дело, молодой человек.
Конюх. Зачем же меня увольнять, ваша милость, если дело не в табаке?
Барон. Порядок прежде всего. (Тем же тоном, что вначале.) Вон там твои деньги. Ночь можешь провести еще в доме, но завтра, повторяю, я не хотел бы тебя здесь встретить.
Конюх берет деньги и уходит.
Жаль, конечно. Но прости я его, так он подумает, я делаю это лишь потому, что не хочу искать нового конюха, и разве он будет не прав? Для меня и в самом деле так было бы удобнее, но ему это не пошло бы на пользу - он стал бы дерзок. Ему нужен господин, которого он будет уважать, сам себе он не может быть господином. (Писарю.) На чем мы остановились?
Читать дальше