Теодор Гладков - Первый из десяти дней, которые потрясли мир

Около Мариинского дворца, где заседал обычно "Временный Совет Российской Республики", - цепь вооруженных солдат. На набережной Мойки баррикада - штабеля дров, поваленный набок трамвайный вагон, ящики, бочки. Возле баррикады серая туша броневика с красным флагом на тупорылой башне. Его пулеметы направлены на крышу Исаакия. И отовсюду, насколько охватывал взор, стягивались ощетинившиеся штыками колонны матросов и солдат. Урча и чихая, на площадь выкатил грузовик. На переднем сиденье - вооруженные солдаты. Сзади нахохлившиеся мокрые фигурки нескольких членов Временного правительства.

Среди солдат Рид узнал большевика Якова Петерса. Тот приветливо помахал рукой:

- Я думал, что вы переловили ночью этих господ! - крикнул Джек.

- Эх, - Петере досадливо выругался, - большую половину выпустили раньше, чем мы решили, что с ними делать!..

Латышу было явно уже не до рассказов, и, не теряя времени, Рид направился дальше - к Зимнему.

Окруженная со всех сторон кордонами вооруженных солдат, Дворцовая площадь выглядела какой-то растерянной. Сиротливо и беспомощно вздымался к хмурому, неприветливому небу Александрийский столп. Еще вчера надменно-царственный центр страны, сегодня судьбами истории Дворцовая площадь превратилась в задний двор старой России.

У всех входов часовые - неизвестно чьи. Рид предъявил им мандат Смольного. Никакой реакции. Рид пожал плечами. Значит, придется пускать в ход американский паспорт. В керенском государстве эта пухлая книжища всегда оказывалась каким-то магическим "Сезам, отворись!". На этот раз - тоже. Вильямс только хмыкнул.

Древний швейцар с горемыкинскими бакенбардами, одетый в синюю, расшитую позументом ливрею, почтительно принял плащи и шляпы. Не встречая больше никаких препятствий, американцы поднялись по лестнице. В длинном мрачном коридоре ни души. На стендах темные квадраты - следы содранных гобеленов. Паркет затоптан. На всем печать заброшенности и отчуждения. Возле кабинета Керенского, бесцельно покусывая ус, топтался молодой офицер. При появлении иностранцев он оживился.

Представившись, Рид спросил, может ли он проинтервьюировать министра-председателя.

- К сожалению, нельзя, - ответил офицер по-французски. - Александр Федорович очень занят...

Замявшись, он добавил нерешительно:

- Собственно говоря, его здесь нет...

- Где же он?

- Поехал на фронт. Ему не хватило бензину для автомобиля, пришлось занять в английском госпитале.

- А министры здесь?

- Да, заседают в какой-то комнате.

- Большевики сюда придут?

- Конечно. Я думаю, что с минуты на минуту. Но мы готовы, дворец окружен юнкерами. Они за той дверью.

- Можно туда пройти?

- Конечно, нельзя. Впрочем... - И, не окончив фразы, офицер торопливо попрощался, повернулся и ушел.

- Ты думаешь, Джек, он сказал правду? - шепотом спросила Луиза.

- Ты имеешь в виду Керенского? Скорее всего, да.

Офицер действительно сказал правду, хотя и не всю. Всю правду о своем председателе не знали даже сами министры.

Еще утром, узнав в штабе округа, что в распоряжении Временного правительства войск очень немного и что отряды Военно-революционного комитета один за другим захватывают ключевые позиции в городе, Керенский спешно уехал из Петрограда. Оставив своим заместителем министра торговли и промышленности Коновалова, Керенский просто бежал в автомобиле американского посольства, якобы навстречу вызванным им надежным войскам.

После короткого совещания американцы решили продолжить экскурсию по дворцу. Рид толкнул первую попавшуюся дверь. Она оказалась запертой снаружи.

- Чтобы солдаты не ушли, - с наивной непосредственностью объяснил откуда-то появившийся старик-служитель со связкой ключей.

Из-за двери доносились какие-то голоса, порой пьяный смех. Желание познакомиться поближе с защитниками последней цитадели Временного правительства взяло верх над благоразумием, и Рид решительно отворил дверь.

Перед ним простиралась анфилада великолепных комнат, увешанных картинами на батальные темы. Некоторые полотна были продраны насквозь, по-видимому штыками. Прямо на паркете валялись грязные солдатские тюфяки. И повсюду битые бутылки из-под дорогих французских вин, пустые консервные банки, окурки, следы плевков.

У окон - винтовки в козлах. На подоконниках - амуниция, подсумки с патронами. Затхлый, тяжелый воздух казармы - вонючая смесь застарелого табачного дыма, спиртного перегара, испарений немытых человеческих тел. И в сизом чаду какие-то нереальные, зыбкие фигуры в солдатской форме с красными с золотом юнкерскими погонами.