Вольфганг Шрайер - Похищение свободы

Офицеры ели печенье, всматриваясь в серый рассвет, а штабс-сержант возился с радиоприемником. Американские радиостанции молчали, зато русские прослушивались хорошо. Стало ясно, что они находятся на дрейфующей льдине. Чтобы не привлекать к себе внимание русских, капитан Лесли приказал радисту выходить в эфир только с очень короткими сообщениями, которые он заранее закодировал. Однако никакого сигнала с базы они не получили. И тогда Хестер предложил поднять в воздух запасную антенну.

— Подождем, — остановил его Лесли. Он почему-то был уверен, что рано или поздно им удастся установить связь с базой.

Атмосферные помехи были для Арктики не редкость, и это мало беспокоило капитана. Беспокоило другое: когда радиосвязь будет установлена, они не смогут сообщить о своем местонахождении, а следовательно, попросить помощи. До тех пор пока не выглянет солнце, их секстан останется бесполезным куском железа. А что они могут сообщить кроме этого? Что их машина вмерзла в лед и что на ней теперь они вряд ли сумеют взлететь? За такое не поблагодарит ни майор Горрелл, ни полковник Рид…

— Ты имеешь представление, сколько стоит наш «ящик»? — спросил капитан у лейтенанта.

— Пять или шесть миллионов, — ответил Харрис. — Тебе придется заплатить эту сумму… в более подходящее время…

«Говорит Москва…» — раздался из репродуктора женский голос.

— Уж лучше мы его сами продадим, — сказал Лесли, — как ненужную собственность американской армии. Может, нам удастся договориться с русскими о цене.

— От них до нас самый короткий путь, — поддержал его лейтенант, — да и интерес они к нам питают.

— Правда, придется поставить условие: чтобы они нас у себя не задерживали, но и домой не отправляли. Я бы, например, охотно пожил во Франции. Разумеется, как гражданское лицо с достаточным запасом валюты в кармане.

— А, понимаю, там же Люсьен, — догадался Харрис. — Она бы встретила тебя с распростертыми объятиями, если бы ты сторговался с русскими. Она ведь коммунистка, не так ли?

Капитан пожал плечами:

— Во всяком случае, кое-кто так утверждает…

Люсьен… Она действительно была бы рада, если бы он вернулся. Он вспомнил, как встретился с ней и как она о воодушевлением рассказывала ему о русских. Он еще решил, что она его разыгрывает. Не хотелось верить, что молодая девушка может преподать ему урок истории. И вообще, мужчин, попадавших после серьезных бесед в любовные сети, он считал дураками.

Сам капитан Лесли дураком не был. Он слыл хорошим американцем и образцовым офицером, его досье было в полном порядке. Он прекрасно знал, какие политические цели преследует Америка, но его это никогда особенно не волновало. Добросовестно исполнять свой долг — таков был его принцип. Люсьен ему нравилась, он настойчиво искал ее благосклонности и, разумеется, любви. Ощущение свежести, новизны захватило его, а остальное, как полагал он, со временем образуется.

Однако Люсьен оказалась человеком необычным. Стараясь не обидеть его, она не говорила ничего плохого об Америке, и он по-прежнему верил, что его родина является олицетворением честности, силы и могущества. Правда, теперь он не был убежден, что американский образ жизни должен служить образцом и для других народов. Люсьен рассказывала ему, что русские, например, живут совсем по-другому и при этом вполне счастливы и очень многого добились. Так незаметно она разрушила сложившиеся у него о них представления. И только когда они вынуждены были расстаться, он осознал, что думает теперь иначе, чем раньше, иначе, чем его друзья и приятели. Внутренне он почувствовал себя более свободным, более независимым, начал кое в чем сомневаться. Жизнь казалась ему не такой, как прежде. Он стал чаще задумываться. И все благодаря Люсьен…

Люсьен! Ему хотелось забыть о ней, забыть обо всем, что она говорила, хотя он понимал, что, если это произойдет, он непременно попадет в какой-нибудь переплет. Однако он обладал сильным характером и потому решил порвать со всем, что ему мешало…

Капитан подвинул Харрису сухой паек:

— Ты плохо ешь, Боб, что с тобой? Продуктов у нас достаточно: хватит на три недели.

— Наше пребывание на льдине может продлиться гораздо дольше.

Снаружи свистел ветер. Харрис достал плитку шоколада и безо всякого аппетита начал жевать. При этом он внимательно рассматривал свою левую руку, сравнивая ее с правой, но пока никакой разницы не видел. Рана, которую он нанес себе вчера, оказалась не особенно глубока. Он сразу продезинфицировал ее и заклеил пластырем, однако непонятно почему перестал ощущать левую руку. Казалось, все должно быстро зажить… Но он почему-то чувствовал тяжесть в голове, его вдруг начало знобить. Если он простудился, это не так уж страшно. Надо только принять что-нибудь из лекарств.