Вольфганг Шрайер - Похищение свободы

В тот же миг меня охватила паника: вдруг крыса больна чумой и теперь я заболею? К горлу подкатила тошнота. Мне казалось, что лицо мое горит. Сомнений не было — я заболел чумой…

В этом месте мой сон видоизменился: жертвой оказался уже не я, а Анхель Л., которого мы освобождали из тюрьмы. Когда мы отворили дверь камеры, он, шатаясь, двинулся нам навстречу с обезображенным лицом.

Что же делать? Чума неизлечима, во что бы то ни стало надо помешать распространению этой ужасной эпидемии, которая нанесет непоправимый вред стране. Можно, конечно, убить Анхеля, но кто, спрашивается, будет его хоронить? Вместе с трупом Анхеля придется сжечь и его дом, а он находится в центре города. Тот же, кто прикоснется к трупу, сразу заразится сам.

Хорхе предложил тянуть жребий. Он выпал Микаэле, которая сразу сникла и заявила, что не сможет этого сделать, да и умирать подобным образом ей не хочется, что готова пожертвовать своей жизнью ради прогресса, ради революции, но не согласна умирать бессмысленно…

В разговор вмешалась Бланка. Она сказала, что в наши дни уже не умирают на баррикадах, что чаще всего это происходит в обстоятельствах отнюдь не романтических, порой в грязи, безвестности, однако это нисколько не умаляет подлинного величия павших борцов…

В этом месте мой сон оборвался. Проснулся я совершенно разбитым, нервы мои были напряжены до предела.

День 4 мая выдался прохладный и ветреный. Под вечер мы слушали лекцию доцента. Говорил он довольно монотонно и совсем не обращал внимания на то, что не все его слушают.

Бланка написала мне на листке бумаги: «Каждый поворот истории неизбежно вызывает в мелкобуржуазной среде шатания, которые оказывают то или иное воздействие на пролетариат. И это неизбежно до тех пор, пока не будут выкорчеваны все корни капитализма».

Мы были недостаточно образованны и не особенно красноречивы. Наша сила заключалась в действиях. К тому же на подобных лекциях почему-то всегда хочется спать…

Утром прошел дождь, хотя дожди в эту пору у нас большая редкость. На сей раз виноват был холодный атмосферный фронт, переваливший через горы и принесший осадки.

…Когда я подошел к зданию конгресса, белый «кадиллак» уже стоял на месте. Автомашины депутатов выстроились вдоль бортика тротуара впритык, и Сандовалю, прибывшему с некоторым опозданием, некуда было втиснуть свой роскошный «линкольн» — пришлось занять место во втором ряду. Водитель и телохранитель председателя парламента начали было протестовать, ссылаясь на высокое положение своего хозяина, на то, что заседание скоро кончится, а они должны быть под рукой у шефа, но все оказалось тщетно. Мои шахтеры, переодетые в полицейскую форму, которую раздобыл Серхио, после небольшой перепалки оттеснили их метров на сто, где уже расположилась наша группа прикрытия. Она сразу же предприняла все необходимое, чтобы блокировать «линкольн»…

Тем временем Бланка нахально выехала на середину площади и затеяла спор с полицейскими, которых изображали переодетые шахтеры.

Как только Сандоваль с группой депутатов вышел из подъезда, Бланка подала ему сигнал клаксоном. Председатель парламента, спустившийся было на пять ступенек, заметив белый «кадиллак», принадлежащий любовнице, остановился и, подавив эмоции, направился к машине.

Я сжался в комок за спинкой переднего сиденья. Сандоваль, сопровождаемый несколькими назойливыми депутатами, от которых он старался отделаться, приближался к «кадиллаку». Это был плотный мужчина запоминающейся наружности, одетый в прекрасно сшитый костюм. Каждое его движение свидетельствовало о том, что он знает, себе цену и чувствует себя хозяином положения.

Не буду описывать нашу нервозность, хотя шансов ускользнуть от нас у Леандро Сандоваля, как мне казалось, не было. Даже парламентский служака, державший зонт над его головой, и тот входил в нашу группу.

— Что случилось? — прошипел Сандоваль, обращаясь к Бланке. — Что за выходка?!

Бланка, отвернув лицо в сторону, лишь молча кивнула, и Сандоваль сел в машину, не заметив подвоха. Если бы он вдруг промедлил, наши ребята в форме полицейских мигом втиснули бы его в машину.

Тяжело плюхнувшись на переднее сиденье, Сандоваль прошипел:

— Так что произошло, сокровище мое? — и вдруг окаменел — это Бланка приказала ему вести себя благоразумно, а я просунул в промежуток между передними сиденьями ствол пистолета и упер его в шею председателя.