Уолтер. Есть у вас коньяк?
Коксон. Есть херес.
Уолтер. Дайте сюда. Поскорее! (Сажает Руфь в кресло, пододвинутое Джеймсом.)
Коксон (приносит вино). Вот он! Хороший, крепкий херес!
Они стараются влить ей вино сквозь стиснутые зубы. Слышны шаги. Джеймс, Уолтер и Коксон прислушиваются. Наружная дверь открывается. Видны Уистер и
Суидл, которые вносят в приемную что-то тяжелое.
Джеймс (бросаясь к ним). Что это?
Они кладут свою ношу на пол, так что ее не видно, и все, кроме Руфи,
собираются вокруг, говоря приглушенными голосами.
Уистер. Он прыгнул в пролет лестницы. Сломал себе шею.
Уолтер. Боже милостивый!
Уистер. Он, наверное, рехнулся, если думал улизнуть от меня таким образом. И чего ради? Посидел бы всего несколько месяцев!
Уолтер (с горечью). Только и всего?
Джеймс. Какой отчаянный поступок! (Изменившимся голосом.) Беги за доктором, ну!
Суидл бросается из приемной на лестницу.
Скорую помощь!
Уистер выходит. Лицо Руфи выражает все нарастающий страх и ужас. Она не решается смотреть в сторону, откуда слышны голоса. Не вот она поднимается с
кресла и, крадучись, приближается к приемной.
Уолтер (внезапно обернувшись). Пропустите!
Трое мужчин расступаются, чтобы пропустить Руфь, и один за другим входят в
комнату Коксона. Руфь падает на колени возле тела Фолдера.
Руфь (шепотом). Что это? Он не дышит? (Склоняется над ним.) Дорогой мой! Любимый!
На пороге наружной двери толпятся люди.
(Вскакивает на ноги.) Нет, нет! Нет! Он умер!
Люди отпрянули назад.
Коксон (тихо подходя к ней, говорит хриплым голосом). Успокойтесь, бедняжка, успокойтесь, милая!
При звуке его голоса Руфь оборачивается и смотрит на него.
Теперь никто больше не тронет его. Никогда! Милосердный Иисус взял его к себе!
Руфь стоит, как каменная, глядя на Коксона, который смиренно склонился перед ней и протянул руку, как будто хочет приласкать ее, как ласкают бездомную
собаку.
Конец
1910 г.