Борис Шахов - Черная шаль с красными цветами

На коротких стоянках говорили они немного, а в лодке, усердно работая веслами да шестом, тоже особо не поговоришь. Но все-таки короткие их беседы за долгие сутки пути сложились в один большой, обстоятельный разговор по душам, из которого Федя и узнал судьбу своего попутчика.

В той, первой охотничьей избушке на их пути Федя проснулся раньше Ильи; слушал его ровное дыхание и думал: как же теперь быть? Так выходило, что вся ответственность за товарища лежала на нем, на Феде. А он-то и сам пока всего лишь сын своего отца, не дорос до полной самостоятельности. И перед отцом прежде всего придется ответ держать: как и что. Отец, конечно, подскажет, как дальше быть. Если, конечно, палкой не огреет, под горячую-то руку… Тут надо бы сообразить самому все предварительно, загодя, чтобы и дела не испортить, и отца не разгневать. Лучше всего, если в деревне пока никто об Илье не узнает. Вот это главное. Прежде с отцом посоветоваться, а потом уж решать, показывать Илью людям или спрятать куда. А куда спрятать? живого-то человека? Вот если… в такой же охотничьей избушке и спрятать, есть такая у них, Тулановых, семейная, родовая, на их лесных угодьях. Конечно, далековато получится, крюк придется сделать изрядный, прежде чем домой попадешь, от устья Черью до Ошъеля четыре чомкоста, да обратно столько же… Но как быть? Нельзя Илью сразу в деревню вести, отцу не сказавшись.

Расспросы пойдут, кто, да откуда, да почему с тобой… Поди объясни каждому. А там слухи… Глядишь, до начальства дойдет. Да, только так и сделать: отвести Илью в охотничью избушку и поговорить с отцом. Решено. Федя поднялся с нар, взял бродни и вышел из избушки. Снаружи все было залито солнцем, все наполнено вкусным запахом соснового бора! Федя зажмурился после потемок, потянулся всем телом и несколько раз с хрустом присел, разводя руки в стороны, разминая грудную клетку. Ох, хорошо! Неспроста он почувствовал, что хорошо отоспался,- эва, солнце-то уже к закату клонится! Хотел к речке спуститься босиком, но это уж ни к чему, дошел до кострища и обулся. Не хватало еще ногу наколоть, а потом хромать из-за пустяка. Не-ет, человеку в лесу да на реке нужны здоровые руки-ноги, слишком им достается работы, и рукам и ногам, и ничего нельзя в тайге делать вполсилы, не будет толка…

У воды поплескался вволю, тело просило прохлады. А тут Илья проснулся, спустился к реке и, улыбаясь, тоже начал пригоршнями поднимать на себя воду.

- Хорошо?- спросил Федя, прижимая ладонями мокрые волосы.

- Бур!-отвечал Илья, растирая грудь, подмышки, живот.- Бур!

После сна у людей полагается завтрак, а тут получилось такое, сам черт не разберет, за полдень давно перевалило, и выходила какая-то помесь обеда с ужином. Сначала жадно выпили чаю, передохнули и прикончили остатки супа. И снова чайку попили, теперь уже не спеша, с расстановочкой. Снова в путь собрались. Федя нагрел воды, помыл котел, круглую ложку, глиняные кружки для чая и все положил на свои места. Как лежало. Из поленницы взял охапку дров и занес в избушку, сложил у каменки. Потом порылся в куче старых щепок, нашел туесок, поправил его и накопал червей - пригодятся, путь дальний. Вынес из избушки свою одежду, передал Илье, а сам еще раз обошел вокруг, задвинул на дверях деревянную щеколду, чтоб двери не открылись, затем долгим взглядом осмотрел Илью с головы до ног, оценивая внешность напарника. Кожаные сапоги поблескивали, синяя сатиновая косоворотка и черный шерстяной пиджак,- н-да, праздничный человек едет с ним в лодке.

А еще красивый картуз. Увидят люди, первым делом спросят: на какую такую гулянку едешь?

С пятого на десятое, мешая русские и коми слова, Федя объяснил следующее:

- Дальше будет пять деревня. Стараемся попадать туда ночь. Но людей много, кто-то увидит, да. В такой одежде ты, Илья,- сразу понятно, что чужой человек, не наш. За сто верст видно, не наш. Одетый как на праздник.

Илья пожал плечами:

- Что поделать, смены нету.

- Давай так: рубашку и пиджак снять, а этот шабур надеть. Он свободный, ворот широкий, всякому впору. Штанины вытащи из голенищ, пока в лодке сидишь, не видно, что на ногах - сапоги или поршни. Ага?

- Маскировка… Давай попробуем.- Илья тут же сделал, как посоветовал ему Федор. Штанины напустил поверх сапог, напялил шабур и растопырил руки - гляди, Федя.

- Ну вот, усы еще остричь, никто тебя не узнает. Ежели чего, скажу, мол, из Акима Жонь Петер, Петр, значит, Евгеньевич… У нас таких, с черными усами и бородой, тоже много. А у тебя еще маленько и бороду можно подстричь…