Альва Бесси - Антиамериканцы

Наконец все расселись. Мать опустилась в кресло с подлокотниками, сложила руки на коленях и принялась молча рассматривать Бена; дети спрашивали, привез ли он с собой ружье; Фил, смеясь, бросил фразу: «Ты вернулся как раз вовремя, чтобы участвовать в следующей войне» — совсем не глупое замечание; у Стеллы голова склонялась то влево, то вправо, словно шея не держала ее. Вскоре дети потеряли к нему всякий интерес, а мать отправилась на кухню готовить суп с лапшой, фрикадельками и пельменями, курицу с рисом и яблочный пирог.

— Ах, какой ты нехороший мальчик, — сказала она, когда все уже сидели за столом. — Ты думал, что можешь скрыть правду от своей мамы. — Она покачала головой, прищелкнула языком и засмеялась. — Со мной чуть не случился сердечный припадок, когда я прочитала о тебе в газетах.

— Ну вот, ты и вернулся, — без всякой — связи с предыдущим заметил Лео, потягивая сладкий «Кюммель». — И что ты теперь намерен делать? — Он рыгнул, извинился и продолжал: — Я сегодня взял выходной, а вместо себя послал в суд партнера. Ты помнишь Певнера? Он оказался неплохим адвокатом.

«Простые, недалекие люди», — подумал Бен, но не почувствовал к ним никакого снисхождения, вспомнив, как яростно и бурно спорил с ними.

— Может, теперь ты перестанешь путаться с этой компанией? — спросила мать.

— А разве я был в плохой компании, мама?

Она кивнула головой, опять щелкнула языком и добавила:

— Ты славный еврейский мальчик. Du megst zieh shemen [100] Тебе должно быть стыдно (евр.). .

— Да оставьте его, мама, в покое! — воскликнула Стелла.

— Но ведь его же там могли убить! — ответила мать, и глаза ее наполнились слезами.

«Как жаль, — подумал Бен, — что она не поймет, сколько бы я ей ни объяснял. Она убеждена в том, что я славный еврейский мальчик, который не причинит вреда и мухе, и что все, что я делаю, — хорошо, даже если это и плохо. И это противоречие, видимо, не беспокоит ее».

— Как хорошо было бы, если бы твой отец был жив, — проговорила мать, утирая слезы фартуком.

Лео поднял свою рюмку с «Кюммелем» и провозгласил любимый тост Бена — «За жизнь». Все подняли рюмки и повторили тост.

Потом мать снова ушла на кухню, а Стелла, Фил и Белла принялись укладывать детей. По начавшейся суматохе Бен заключил, что у них уйдет на это целый вечер.

«Поразительно, как Лео напоминает отца, — думал Бен. — Он даже сидит, ходит и говорит так же, как отец. Лео, как и мать, выглядит значительно старше своих лет. Тридцать семь, а на вид ему, с его большим животом, медлительностью в движениях и в разговоре, можно дать все пятьдесят».

— Ты, конечно, остановишься у нас? — спросил Лео.

— Да, пока не найду жилья. У тебя есть пишущая машинка?

— А «Глоб» не возьмет тебя обратно?

— «Телеграмм» заказала мне несколько статей.

— В самом деле? Это хорошо. Сколько тебе лет? Двадцать восемь? А знаешь, ведь тебе еще не поздно освоить какую-нибудь профессию. Пожалуй, я мог бы собрать кое-какие деньжонки и помочь тебе открыть небольшое дело.

— Спасибо, Лео, — улыбнулся Бен. — Но я надеюсь, что эти статьи помогут мне вернуться к газетной работе.

— Ты умный парень, Бен. Нельзя же всегда позволять себе плыть по течению. — Лео замялся, посмотрел на свои руки (почему у Лео и отца сложилось мнение, что журналистика — это не профессия?) и продолжал:

— Твои взгляды… твои убеждения… остались прежними?

— Да, и еще больше окрепли.

— Как это понимать? — Лео перевел взгляд на Бена.

— Я думаю вступить в коммунистическую партию.

— Что?! — воскликнул Лео таким тоном, словно Бен сказал ему о своем решении покончить жизнь самоубийством.

— Я хочу вступить в коммунистическую партию, — повторил Бен. — Очевидно, я давно был радикалом, только сам не понимал этого… или, точнее говоря, ничего не делал как радикал.

— Тебе надо отдохнуть, — вздохнув, сказал Лео. — С месяц, что ли. — Он почувствовал, что должен что-то сказать младшему брату, как-то ублажить его, как ублажают пьяного или не в меру разволновавшегося человека. — Видишь ли, Бен, наше общество не нравится мне так же, как и тебе. Ведь адвокат со временем тоже узнает кое-что о том, как устроен белый свет.

— Я думаю.

— Вообще-то говоря, — сказал Лео, вынимая сигару и отрезая кончик отцовским позолоченным ножичком, — я тоже надеюсь, что когда-нибудь все станут жить лучше, люди перестанут грызться, как собаки, будут, как говорится, любить друг друга, но…

— …но ты не можешь воевать со всякими там боссами, — закончил Бен его мысль, потому что Лео договорил бы, только закурив сигару. Он молча кивнул головой. — Но ты же можешь.