Альва Бесси - Антиамериканцы

Он рассеянно прошел мимо нее в гостиную и, когда Энн спросила: „Фрэнк, куда ты?“, остановился и, не обернувшись, ответил:

— На улицу.

— Куда?

— Пройтись.

— Я пойду с тобой.

— Нет, я, как Грета Гарбо, предпочитаю одиночество.

Она подошла к нему и, взяв за руки, повернула к себе. Хотя Лэнг был значительно выше ее, у нее вдруг появилось странное ощущение, будто она смотрит на него сверху вниз, снисходительно, как мать на сынишку.

— Фрэнк, ты подводишь меня.

— Жаль.

— Ничего тебе не жаль. Я чувствую, как ты мне сейчас близок, ближе, чем когда-нибудь раньше, а ты стараешься держаться подальше от меня.

— Такова уж натура животного.

— Измени ее.

Он хотел отвернуться, но она удержала его. Лэнг внезапно рассердился.

— Если я сказал, что хочу пройтись один, значит, я иду один! Понимаешь? — крикнул он, сбрасывая ее руки.

— Фрэнк, мне нужно поговорить с тобой.

— Завтра.

— Но „завтра“ может не быть, если мы не поговорим сегодня.

Серьезный тон Энн даже несколько позабавил Лэнга.

— Да будет вам известно, мадам, — сказал он, — что мне, как говорят испанцы, es igual [70] Все равно (исп.). .

— В Испании ты приобрел не только это выражение! — услышала Энн свой крик. Лэнг на мгновение задержался в дверях и, повернувшись, бросил:

— Так же, как и в Голливуде!

Он вышел, хлопнув дверью.

Выходя из своей квартиры на Юниверсити-плейс, Лэнг прекрасно знал, куда направляется, но ему нравилось играть с собой: притворяться, что он не знает, куда идет, что он просто гуляет и неожиданно окажется в квартире Пегги на Мортон-стрит.

Лэнг понимал, что волнение, которое он испытывает во время этой игры, отчасти объясняется желанием узнать, не обманывает ли его секретарша. Подумав об этом и сейчас, Лэнг громко рассмеялся. „Ну и представление же у меня о морали! Почему бы ей и не обманывать меня? Какое я имею право ревновать ее или возмущаться?“

Эта двойная игра доставляла ему болезненное наслаждение. Если Пегги не обманывала его, то это могло означать, что он, несмотря на свои сорок семь лет, вполне удовлетворяет любовные потребности двадцативосьмилетней женщины.

Пересекая Вашингтон-сквер, Лэнг вспомнил свою первую встречу с Пегги год назад, когда он приехал в Голливуд писать сценарий для фирмы „Колумбия“. Ему предоставили роскошный кабинет в здании для сценаристов, расположенном поодаль от студии. В первый же день, когда он сидел в ожидании вызова к продюсеру, в кабинет вошла Пегги.

Это была невысокая смуглая девушка с огромными глазами и изумительной фигуркой, затянутой в невероятно узенькие брючки и изящную блузку. Она пристроилась на краю стола и первой начала разговор.

— Здравствуйте, мистер Лэнг. Как вы поживаете? Меня зовут Пегги О’Брайен. Мне предстоит работать с вами над тем шедевром, который вы собираетесь создать.

— Здравствуйте, Пегги. Как вы поживаете? — в свою очередь спросил Лэнг, на что она коротко ответила:

— Существую.

По правде говоря, этот ответ как-то не вязался с ее обликом. Очень подвижная, девушка ни минуты не могла оставаться спокойной. Даже записывая под диктовку сценарий, она расхаживала от стола к креслу, от кресла к кушетке. Она бесцеремонно прерывала его, когда находила нужным сказать: „Нелепо!“ или: „Подобный эпизод только в прошлом году фигурировал в семи наших фильмах“, и тут же начинала перечислять соответствующие кинокартины фирмы „Колумбия“.

Пегги быстро узнала, что Лэнг любит вздремнуть после обеда, и, сидя за своим столом в приемной, сторожила дверь в кабинет, чтобы продюсер, если он вдруг вздумает навестить сценаристов, не застал Лэнга спящим.

Таковы уж в Голливуде отношения между сценаристом и его секретаршей, что через две недели Лэнг знал всю (как она утверждала) биографию Пегги, а она выведала о нем значительно больше, чем ему хотелось бы.

Пегги рассказала ему о своем замужестве. Ее муж, солдат, через месяц после свадьбы был отправлен на Алеутские острова и вернулся только через два года. Брак оказался неудачным — она поняла это еще до отъезда мужа. „Все бывает“, — коротко заявила Пегги и с откровенностью, заставившей Лэнга краснеть, объяснила причины разрыва с мужем.

Через месяц после приезда Лэнга в Голливуд его перевели в коттедж недалеко от студии, так как в помещении для сценаристов начался ремонт. В свое время этот коттедж служил артистической уборной для одной из голливудских кинозвезд. Проходя сейчас по улицам Нью-Йорка, Лэнг пытался вспомнить, кому он принадлежал — Гленну Форду или Рите Хейуорт. „Впрочем, какое это имеет значение?“ — вдруг спохватился он.