Альва Бесси - Антиамериканцы

— Начиная с мая, особенно после вашего отъезда в Бургос, а затем в Париж, я много думала о вас, — начала она.

— Весьма польщен…

— Перестаньте паясничать, Зэв, — сурово остановила его Долорес. — Я сейчас прочту вам лекцию.

— У вас, коммунистов, это профессиональное заболевание, — зло заметил Лэнг и поймал себя на мысли, что его раздражение вызвано боязнью услышать неприятную правду.

— Тогда я ничего не скажу.

— Нет, нет! — воскликнул Лэнг, касаясь ее руки. — Пожалуйста, прочтите мне лекцию.

— Это не лекция, а совет друга. — Долорес глубоко вздохнула. — Вы не любите меня, Зэв.

— Не люблю вас?

— Да. Вы смешиваете свое чувство к Испании с чувством ко мне… Не перебивайте, пока я не кончу, потом можете говорить, что я не права.

— Хорошо.

— У многих, я имею в виду американцев вроде вас — Иллимена, Хемингуэя, Шиэна (с Мэттьюсом дело обстоит несколько иначе: он ведь циник) и других, здесь, в Испании, душевное волнение берет верх над всеми остальными чувствами.

— Это плохо?

Нет, хорошо, но только в одном отношении. То, что здесь происходит, ужасно. Редко другому народу доводилось выносить такие испытания. Честные люди, естественно, должны глубоко переживать все происходящее здесь. Это и доказывает их честность. Но в подобных переживаниях кроется определенная опасность, и не исключено, что все это можно отнести и к вам, мой друг.

— Да это и в самом деле лекция, pequeña! [60] Маленькая! (исп.).

— Конечно. Я хочу сказать, как опасно, когда эти переживания вытекают не из глубокого осознания происходящего. В таком случае они могут перерасти в нечто нехорошее — в романтизм.

На лице Лэнга отразилось смущение.

— Вы утверждаете, что влюблены в меня (он кивнул головой), но это неверно. Вы влюблены в Испанию, в то, что здесь произошло с вами, в наш народ, в честность, доброту и любовь, на которые способны все люди вообще.

— Чепуха!

— Что, что?

— Не обращайте внимания. Я не хотел вас перебивать.

— Вы сказали мне, что раньше ничего подобного не испытывали. Это исключительно тяжелое испытание, и наступает оно только во время величайших коллективных усилий, когда народ не только хочет чего-то, но и полон решимости добиться своего… Я хочу сказать, что такое испытание наступает, когда вы видите, как народ борется, когда люди по-настоящему трудятся вместе не ради личного благополучия, а во имя коллективного счастья.

Лэнг кивнул головой.

— И если мы проиграем, — продолжала Долорес, не обращая внимания на выражение его лица, — тогда для вас и наступит трудное время. Вы можете утратить равновесие.

— Не понимаю.

— Потерпеть поражение, мой друг, — ужасное дело. Значительно ужаснее, чем все, что мы до сих пор пережили. Мы, конечно, будем продолжать борьбу, хотя для этого потребуются годы, а может быть, и десятилетия. Но наше поражение ввергнет в отчаяние многих людей, в том числе и вас. А от отчаяния недалеко и до цинизма.

— Вот теперь я понимаю.

— Не думаю, Франсиско, но надеюсь, что со временем поймете.

— Знаете, я несколько обижен вашим намеком, будто я поступаю не сознательно, а под влиянием чувств.

— Я не хотела вас обидеть.

— Но что же, — по-вашему, я должен все воспринимать так же, как вы или как ваша партия?

— Конечно нет. — Долорес положила свою руку на руку Лэнга. — Я не сказала вам раньше, но сегодня вечером мне нужно поработать в бюро. Позвоните мне, как только вернетесь.

— Хорошо. Я могу понять вашу просьбу как намек.

— Что вы сказали?

— Не обращайте внимания, — ответил Лэнг, поднимаясь из-за стола вместе с Долорес…

Снаряд порвал телефонную линию сразу же, как только ее проложили. Обстрел не прекращался. Бойцы Бена растянулись на осколках камней под палящими лучами солнца.

Над головой Бена пролетела крупная мина и разорвалась на склоне, ниже того места, где он лежал. Почти одновременно со взрывом послышался пронзительный вопль. Еще не видя того, кто кричал, Бен мгновенно понял, что это Джо Фабер. Передав командование Арчи, он бросился вниз по склону холма к ротному командному пункту.

Он сразу увидел Джо. Тот лежал в луже крови внутри жалкого маленького ограждения из собранных им осколков камней. Бен заметил также, что из-за укрытия между камнями стали появляться нестроевые бойцы его роты. Один из них уже мчался сломя голову по склону холма, другие готовились последовать его примеру.

Бен вытащил пистолет.

— Ложись! — крикнул он. Не спуская с командира глаз, люди медленно опустились на корточки. «А что, если бы они побежали? — мелькнуло у Бена. — Смог бы я стрелять в них?»