Альва Бесси - Антиамериканцы

— А куда это ты собралась лететь?

— В Голливуд. Но сначала ты выплатишь мне выходное пособие.

— Выходное пособие?! Ты что, воображаешь, что работаешь в редакции какой-нибудь газеты? Я не заключал с тобой контракт.

— Верно, — согласилась Пегги, глядя на Лэнга. — Но мне казалось, что коль скоро ты уважаешь профессиональные союзы, помогаешь всем обиженным и так далее, и тому подобное, то, может, выплатишь выходное пособие своей секретарше и дашь ей денег на билет до Лос-Анжелоса.

Лэнг подскочил к Пегги, схватил ее за руку и рывком заставил встать.

— Ты никуда не поедешь, слышишь? — крикнул он. — Я не позволю тебе, стерва, играть со мной в прятки!

— Мне больно! — воскликнула девушка, пытаясь вырваться.

Лэнг выпустил руку Пегги и с силой ударил ее по лицу.

— Ты будешь жить в Нью-Йорке, пока я этого хочу! — заорал он, багровея и выкатывая глаза. — Ты будешь прибегать ко мне, как только я свистну, и ложиться, когда я потребую. Не беспокойся, когда ты мне надоешь, я сам вышвырну тебя вон.

Пегги молча взглянула на него и направилась к двери. «Поскорее бы убраться отсюда, — подумала она. — Этот тип явно рехнулся». Но Лэнг снова схватил ее за руку и заставил повернуться к нему.

— Ты слышала, что я сказал?

— Слышала, — ответила девушка и внезапно почувствовала, что к ней возвращается мужество. — Если ты не оставишь меня в покое, я пожалуюсь своему дружку, и он сделает из тебя отбивную!

— Кто этот твой дружок? — презрительно спросил Лэнг.

— Настоящий мужчина, а не проклятый педераст вроде тебя! — крикнула Пегги, пытаясь освободить свою руку.

— Сама ты проклятая! — рявкнул Лэнг и ударил девушку в лицо.

Пегги зашаталась, но устояла на ногах.

— Может быть, ты хочешь, чтобы я рассказала о наших отношениях братьям Брукс? — задыхаясь, спросила она.

— Что, что ты сказала? — Лэнг не сразу сообразил, что Пегги имеет в виду агентов ФБР.

— Может, там заинтересуются, зачем ты привез меня из Голливуда и содержал здесь?

— Дура! Да если я тебя содержал, тогда выходит, что ты самая настоящая проститутка! Ты что, пытаешься меня шантажировать?

Не дав ей возможности ответить, Лэнг быстро подошел к Пегги. Она бросилась было к двери, но не успела: ударами по лицу и в живот он свалил ее на пол.

— А теперь можешь убираться, потаскуха! — прорычал Лэнг. Он хотел поднять ее, но она боком отползла в сторону.

«Как это гнусно», — внезапно подумал Лэнг, не двигаясь с места и наблюдая за ней.

С широко раскрытыми от страха глазами Пегги поднялась с пола и направилась к двери. Лэнг не преследовал ее. Он резко повернулся и ушел в кабинет. Прикрыв за собой дверь, он схватил бутылку коньяку и начал пить прямо из горлышка, но вдруг почувствовал тошноту и ощутил легкий укол совести. «Ты мерзавец, и знаешь это, — мысленно сказал он. — Лжец, подлец и садист. Что ты собираешься теперь делать?» «Ничего», — произнес он вслух и снова приложился к бутылке. «Нет, я первый должен позвонить в ФБР, — решил он. — Я должен намекнуть им, что в городе действует шантажистка, ее нужно посадить в первый же товарный поезд и выслать вон. А может, попросить Биллингса обратиться в ФБР? Уж это-то он может сделать для меня!»

Лэнг взглянул на себя в зеркало и скривился. Поставив бутылку на стол, он внимательно всмотрелся в свое изображение. «Что ты делаешь с собой? Ты прогнал жену, клеветал под присягой, упрятал своего друга в тюрьму на пять лет, избил девушку, навлек на себя общее презрение и насмешки. „Это лишь начало вашей карьеры“, — сказал Биллингс».

«Я согрешил, отец! Я согрешил!»

Лэнг подумал, что пора уже звонить Линчу, и подошел к телефону. «Позвони ему, он ждет. Линч знал, когда напомнить о себе. „Вы страдаете“, — сказал он. Но как он узнал? Поистине, пути господни неисповедимы! Как он узнал, что это моя Голгофа и что я страдаю? Как он узнал, что я готов вернуться в лоно святой церкви?»

— Черт возьми! — громко сказал Лэнг и перекрестился. «Прости меня, господи, я не хотел этого делать». Линч сказал: «Я прощаю вас». «Да, он простит! Но если бы святой отец знал, что ты собой представляешь, он не позволил бы тебе переступить порог своего дома. И он не стал бы молиться за тебя. Есть поступки, которые нельзя простить. Разве не изобразил Данте Иуду Искариота на самом дне ада, замерзшим во льдах Коцита… И все же позвони ему», — подсказывал ему разум. Он взял телефонную книгу. «Для раскаявшегося грешника всегда открыт путь к спасению. Даже для убийцы».