Альва Бесси - Антиамериканцы

Получив в банке деньги, она взяла такси и приехала в контору адвоката. Сэм немедленно принял ее и представил моложавому человеку, оказавшемуся секретарем организации ветеранов батальона имени Линкольна — Тедом Барроу. Барроу сообщил, что организация уже собрала пятьсот долларов на внесение залога, но Энн настояла, чтобы он взял у нее всю тысячу: ведь деньги потребуются еще и для организации защиты Бена. Барроу покраснел.

Энн провела в конторе часа два, пока Табачник и Барроу хлопотали об освобождении Бена на поруки. Она вздохнула с облегчением лишь в ту минуту, когда Бен появился в дверях конторы. Энн бросилась к нему с протянутыми руками, но первые же его слова привели ее в замешательство.

— Я знал, что вы с Зэвом придете мне на помощь, — сказал Бен, беря ее за руки. Энн промолчала, и он, приписав это молчание ее смущению и скромности, добавил: — Я должен поблагодарить его хотя бы по телефону. Он дома?

— Не… не знаю.

Предложение Сэма Табачника пойти позавтракать вывело Энн из затруднительного положения. Но она знала, что этот разговор возобновится, и лихорадочно размышляла, как ей вести себя в дальнейшем. Ей и в голову не приходило, что внезапный порыв, под влиянием.

Которого она Дала деньги, может послужить началом каких-то непредвиденных событий.

Когда они уселись за стол в ресторане, Бен заметил, что она встревожена.

— Вас что-то беспокоит? — спросил он.

— Нет, ничего, если, конечно, не считать того, что вам грозит, — улыбаясь, ответила Энн.

— Вы поступили благородно, — заметил Тед Барроу. — Дополнительные пятьсот долларов помогут комитету быстрее развернуть свою работу.

— Комитету? — рассеянно спросила Энн.

— Да. Для защиты Бена мы создаем комитет на широкой основе. Мы всегда защищаем наших ветеранов, если они попадают в такое затруднительное положение, а дело Бена приобретает особое значение.

— Это почему же?

— Потому что наше правительство ведет профранкистскую политику. Это означает, что, преследуя Бена, правительство преследует всех нас — каждого антифранкиста, каждого, кто защищает Испанию.

— Вы с Зэвом согласитесь стать членами комитета или предпочтете сохранить вашу помощь в секрете? — поинтересовался Бен.

«Все равно придется все сказать, — подумала Энн, — хочется мне этого или нет».

— Я, конечно, с удовольствием приму участие в работе комитета, — ответила она. — Но сомневаюсь, чтобы мое имя имело какое-нибудь значение.

— Само собой разумеется, с мистером Лэнгом мы переговорим отдельно, — заявил Тед. — А может, вы передадите ему нашу просьбу?

Энн вздохнула и обвела взглядом своих собеседников.

— Я не могу говорить за него… Мы разошлись.

— Да? — удивился Бен.

— Мне и самой-то теперь потребуется адвокат, — улыбнулась Энн, обращаясь к Табачнику.

Сэм нахмурился. Бену хотелось о многом расспросить Энн, но он понимал, что есть вопросы, которые он не имеет права задавать ей. Энн сама помогла ему.

— Я думаю, Лэнг вряд ли согласится участвовать в работе комитета, — сказала она. — Больше того, я убеждена, что он откажется.

— Что же, в конце концов, это его дело, Энн. Вы не обидитесь, если я буду называть вас так?

— Я обижусь, если вы будете называть меня иначе. — Энн глубоко вздохнула. — Я плохо понимаю Фрэнка, но знаю, сколько будет дважды два. После первого вызова в комиссию на него оказывали огромное давление. Возникла угроза, что его радиовыступления будут отменены. К нему являлись какие-то таинственные посетители, о которых он ничего не говорил мне… Хотя мы и разошлись, но об этом я могу сказать вам, не злоупотребляя его доверием.

— Как вы думаете, он выступит на суде в качестве свидетеля обвинения против Бена? — взглянул на нее Табачник.

— Не знаю, — ответила Энн, но по выражению ее лица все трое поняли, что она просто не в силах заставить себя сказать правду.

— Не верю, — заговорил Бен, — чтобы Зэв мог выступить против меня. Да и каким образом его показания могут подтвердить выдвинутые против меня обвинения? Ведь ему нечего сказать про меня.

— Может быть, Фрэнк и не будет выступать, — сказала Энн. — Но он страшно боится снова стать бедняком.

Она посмотрела на своих собеседников и поняла, что все они бедняки. Даже Табачник не выглядел сколько-нибудь обеспеченным человеком, а его контора производила неважное впечатление.

— Я сама никогда не знала нужды, — продолжала Энн, — поэтому мне не следует первой бросать камень во Фрэнка. Мне трудно представить, каким было его детство, хотя он подробно рассказывал о нем. Несомненно, что воспоминания о детстве, блестящая карьера, наконец, опасность, которая, по его мнению, ему угрожает, повлияли на его решение. — Энн развела руками. — На второе ваше замечание, Бен, я не могу ответить, я и сама не знаю, какие именно из ваших показаний были, по мнению Фрэнка, ложными.