— Да, но лишь немногие из них, — продолжал Биллингс, — пользуются такой безупречной репутацией, как вы, и в состоянии дать такие же авторитетные показания, мистер Лэнг.
— Вы мне льстите.
— Благодарим вас, мистер Лэнг, — поднялся Биллингс. — Вы не пожалели для нас своего времени.
— Это очень любезно с вашей стороны, — присоединился к нему следователь.
— Не стоит благодарности, джентльмены, — ответил Лэнг, провожая гостей до двери.
«У меня есть еще время, — подумал он, наливая стакан коньяку и слегка вздрагивая. — Суду еще надо принять дело Блау к рассмотрению, а Бен тем временем найдет умного адвоката, который потребует отсрочки судебного разбирательства. Адвокаты всегда так делают. А потом Биллингс и комиссия подыщут свидетеля получше, чем я».
Вспоминая свой разговор с Биллингсом и следователем, Лэнг испытывал удовлетворение. Он не позволил себя запугать и дал ясно понять, что его показания не продаются и не покупаются и что он будет говорить так, как велит ему совесть.
В свое время, работая корреспондентом различных газет, Лэнг присутствовал на многих судебных процессах и хорошо знал, что такое колеблющийся свидетель (со стороны защиты или обвинения — все равно). Никто не знает, что он вдруг выпалит. Больше того, опытные адвокаты путем искусного перекрестного допроса могут добиться того, что такой свидетель прямо укажет на людей, вынудивших его явиться в суд и давать нужные им показания.
Он сел за пишущую машинку и стал печатать:
«9 февраля 1948 года меня, Фрэнсиса К. Лэнга, посетили мистер Фелпс Биллингс из прокуратуры города Нью-Йорка и следователь комиссии по расследованию антиамериканской деятельности мистер…»
Лэнг вдруг остановился. «Зачем ты это делаешь? — спросил он себя. — Чтобы положить свою писульку в сейф и ждать, когда она тебе сможет пригодиться? А для какой цели? Кто ты такой, черт тебя подери? Георгий Димитров, обвиненный в поджоге рейхстага? Ты даже не Бен Блау!»
Он выдернул бумагу из машинки, подошел к окну и посмотрел на улицу. На зданиях развевались знамена. «Мистер Линкольн! — думал он. — К чему тебе эти флаги, вывешенные в честь дня твоего рождения? Они же убили, хладнокровно застрелили тебя, не так ли?..»
«Поистине потрясающая особенность тюрьмы, — размышлял Бен, сидя в своей камере, — состоит в глубокой пропасти, разделяющей жизнь людей в тюрьме и жизнь людей на воле. Находясь в заключении, вы теряете представление о том, что происходит за тюремными стенами; находясь на воле, вы не можете себе представить, как протекает жизнь в тюрьме.
Пусть вы окружены другими людьми — сотнями людей, — все равно вы не с ними, но в то же время вы не одиноки. Вы встречаете их в тюремной столовой и на прогулке; вы говорите с ними через стену камеры, не видя их; за вами наблюдают другие люди, люди в форме, — и все же ни с кем из них у вас нет ничего общего.
Едва закрываются за вами тюремные ворота, как вас поглощает давящая, дикая, нелепая обстановка, свойственная подобным местам. И все-таки человек сразу же приспособляется. Эта приспособляемость находит свое выражение в попытках заключенных вести себя, как все люди в мрачных шутках, которые они выдумывают, в напускной удали, с которой они бросают фразу: Подумаешь, черт возьми! А что тут особенного?»
Парень в соседней камере стучит в железную стену и просовывает в отверстие у потолка сложенную газету. Отовсюду слышны обрывки разноголосого разговора. Тюрьма гудит, как пчелиный улей, а тут еще радио, установленное на недосягаемом расстоянии, передает легкую музыку и новости дня.
Нереальность обстановки подавляет слабые попытки заключенных сохранить душевное равновесие. Горький юмор надзирателя, ранним утром вручающего вам со словами: «Вот твоя зубная щетка» метлу для чистки параши, забывается за те долгие часы, в течение которых вы сидите или лежите на жестком топчане, пытаясь читать газету или волей-неволей слушая радио: вы ведь не можете ни выключить его, ни выбрать передачу по своему вкусу.
В тюрьме у Бена сняли отпечатки пальцев, заставили его раздеться (причем содержимое карманов переписали, а одежду куда-то унесли), принять душ и надеть синий комбинезон из грубой ткани. В тот же день к нему пришел адвокат. Отправляясь на свидание с ним, Бен должен был пройти через бесконечное количество дверей: дверь камеры, дверь этажа, ворота корпуса и, наконец, две двери в самой комнате свиданий.
Сэм Табачник явился к Бену по вызову организации ветеранов. Он уже знал о его аресте и сообщил, что возьмет его на поруки, если только найдет тысячу долларов, необходимых для внесения залога.
Читать дальше