Альва Бесси - Антиамериканцы

3) Находясь под присягой, показал, что в бытность свою в Испании он: а) не проходил боевую подготовку под руководством военнослужащих Красной Армии и б) не служил под начальством военнослужащих Красной Армии.

— Таким образом, — заявил помощник прокурора, — Блау будет уличен в лжесвидетельстве. Лэнг сразу же возразил:

— У вас нет доказательств его виновности. Я бы советовал не возбуждать дело.

— Это почему же? — удивился Биллингс. — Что вы хотите этим сказать?

— Все ваши обвинения против Блау основываются на том, какое значение вы придаете словам «военнослужащие Красной Армии».

Биллингс вздохнул.

— Значение этих слов яснее ясного, мистер Лэнг. Военнослужащий Красной Армии — это солдат международной армии коммунизма.

— Неверно, — ответил Лэнг. — Это солдат Красной Армии Советского Союза.

Следователь затрясся от беззвучного смеха.

— Всем известно, — проговорил он, — что коммунизм — это международное движение и что Красная Армия Польши — то же самое, кто Красная Армия России.

— Ну, знаете, все зависит от того, какой смысл вы вкладываете в свои слова. Думаю, что на суде нельзя оперировать этой фразой. Впрочем, я не юрист.

— Думаю, — заявил Биллингс, — что мы без труда убедим суд согласиться с нашим определением понятия «военнослужащие Красной Армии». Все, что нам нужно, — это эксперт-свидетель, чья репутация и честность не могут вызвать сомнения.

Лэнг ощутил на себе их взгляды и машинально спросил:

— Уж не мне ли вы собираетесь навязать эту роль? — Так как оба его собеседника промолчали, он горячо продолжал: — Ни за что на свете я не возьмусь доказывать подобную нелепость и вообще не стану выступать с показаниями против Блау.

Какой бы смысл ни вкладывать в то или иное выражение, о какой бы армии ни шла речь — о Красной Армии СССР или о Народной армии Польской Народной Республики, все равно для следователя, помощника прокурора, судьи и присяжных заседателей, специально подобранных в интересах «холодной войны», красное останется красным, армия армией, а правда станет ложью.

Биллингс невозмутимо объяснил, что хотя он и предпочел бы видеть Лэнга на суде в качестве добровольного свидетеля, но для вящей убедительности он вызовет его специальной повесткой. Еще до того, как Биллингс сказал все это, Лэнг понял, что добровольно или по вызову, но он скажет на суде все, что ему прикажут.

На минуту он перестал расхаживать по комнате и остановился, чтобы налить себе коньяку. Он не стал разбавлять его содовой, согревать в своих больших руках и, поворачивая стакан, вдыхать аромат — он залпом выпил вино, как в свое время пил виски Клем Иллимен.

Но почему, спросил он себя, ты обязан отвечать только так, как тебе прикажут? Почему бы тебе не подняться в суде и не заявить: «Ваша честь, господин судья, господа присяжные заседатели! Меня вызвал сюда прокурор, чтобы я дал ложное показание. Но я не стану лгать. Я не хочу участвовать в этой постыдной судебной инсценировке, разыгранной для того, чтобы осудить на пять лет тюрьмы невинного человека, подлинного американского героя».

Произнести эти слова значило бы выбрать единственно правильный и честный путь. А почему бы и не сделать этого? Ты стал бы героем. Да, но это означало бы отказаться от радиовыступлений и бешеных гонораров за них, навсегда закрыть своим пьесам дорогу на сцену, а своим книгам — в издательства, лишиться права выступать с лекциями, зачеркнуть все, что достигнуто за последние двадцать пять лет, вернуться к кошмару нищеты, которую ты познал в детстве и несчастной юности!

Но почему ты уверен, что все будет так? Почему ты думаешь, что в глазах прессы и общественного мнения ты не станешь идеалом истинного американца? Возможно. Но кто обеспечит тебя работой? «Дейли уоркер»? «Мейнстрим»? Сколько они будут платить тебе в неделю, в месяц, в год? Кто станет содержать тебя, продажного писаку? Партия, из которой ты дезертировал девять лет назад после телефонного звонка одного человека? «Но какой жест!» — мелькнуло у него, и он снова налил себе коньяку. («Хочу кататься как сыр в масле и слыть святым!»)

Мистер Биллингс, избегая, впрочем, называть вещи своими именами, дал ясно понять Лэнгу, в каком положении он находится. Лэнг был в Испании и встречался, как заявил под присягой, с руководящими деятелями Коммунистической партии Испании и многих других стран. Он общался с польским коммунистом Каролем Сверчевским, известным в Испании под именем генерала Вальтера. Он знал о Третьем Интернационале. Ему было известно, что бойцы интернациональных бригад направлялись в Испанию бороться с фашизмом вовсе не добровольно.