Валентина Немова - Изъято при обыске

— Листовки? Какие? А впрочем, может и болтали что-нибудь насчет этого. Но только спьяну. Теперь уже ничего не помним…

Мои собратья по перу очень надеялись, что я их не подведу, соображу, как отрекомендовать, чтобы выгородить, и разыграли именно этот вариант. Мужчинам, тем более действительно питающим пристрастие к водке и терпящим из-за этого столько нареканий от близких, когда-то и прикрыться своим пороком не возбраняется…

Для меня же такой низкий способ защиты был, конечно, неприемлем.

Я выросла в этом славном городе, где каждый второй мечтает (не знаю, правда, как сейчас, но в годы моего детства и отрочества это было так) стать героем. Без конца ораторствуя с трибун, привлекла к себе всеобщее внимание. Всем, кто был знаком со мною лично, а таких с течением времени становилось больше и больше, очень хотелось выяснить, чего же я добьюсь в конце концов. К чему это может привести, если везде и всюду, пренебрегая осторожностью, напропалую говорить, что думаешь, а не то, что властям угодно слышать?..

Я как бы вовлекла окружающих меня людей, близких мне по духу, в свою азартную, опасную игру, словно пообещала им что-то. Они мне поверили. И теперь во что бы то ни стало я должна была оправдать их ожидания. Не допустить, чтобы они во мне разочаровались и в чем-то, очень важном разуверились.

Они видели теперь, как я стараюсь удержаться на взятой мною высоте. Гордились своей землячкой. Рискуя попасть властям на заметку, везде и всюду сопровождали меня, как бы охраняя от чего-то и поддерживая в трудную минуту. Я ни на миг не оставалась одна. Мною восхищались. Меня чуть ли не в буквальном смысле этого слова носили на руках. И это было так чудесно, так упоительно приятно — такое слияние с людьми, что за это не только в тюрьму сесть, жизнь, не задумываясь, отдать было можно. Не зря же в народе говорят, что на миру и смерть красна…

Мне казалось в те дни, что отныне и до конца я так и буду блаженствовать в объятиях друзей. Я не думала, что когда это кончится — публичное истязание — и друзья мои, занявшись своими повседневными делами, отойдут от меня, я останусь одна со своими воспоминаниями о пережитом и что именно тогда и начнется самое ужасное…

Каждый день, каждую ночь, вновь и вновь, миллионы раз ты вспоминаешь эти, выпавшие на твою долю тяжкие испытания, значит, переживаешь все снова и снова. А кто же это способен выдержать?!

Смелые люди (я позволю себе согласиться с характеристикой, данной мне Вороновым) в минуту опасности не теряются, не трусят. Страх приходит после времени, задним числом, когда, казалось бы, уже и бояться нечего. Но несмотря на свое опоздание, он изводит тебя не меньше. Думаешь: а что было бы с тобой, если бы… И как же ты была глупа, что сама туда просилась…От подобных мыслей с ума можно сойти, потому что от них очень трудно отделаться, не менее трудно, чем от реальных, во плоти преследователей. Твоя нервная система подкошена, тобою столько потрачено энергии, чтобы оказать сопротивление врагу, и у тебя уже не остается сил, чтобы управлять собою. Это случилось с тобой впервые в жизни. Ты тратишь себя, не задумываясь о последствиях, и даже не представляешь, какой кошмар ждет тебя впереди…

Стараясь внушить мне, что действуют строго по закону, что они честные люди, что наступили другие, отличные от 37, годы, истязатели мои демонстрировали мне свою изысканную вежливость, отточеность манер. Стремились они подчеркнуть, что как истинные мужчины, офицеры, чье назначение — опекать слабый пол, ни на минуту не забывают, что перед ними женщина, пусть не красавица, но весьма обаятельная, за которой в другое, "мирное" время они не упустили бы случая поухаживать…

Я же, настаивая на собственном о них мнении, что передо мною всего-навсего лицедеи, что вся из корректность не что иное, как туман, ложь, намекала им, в свою очередь: мягко стелете, чтобы спать жестко было мне потом где-нибудь на нарах, поскольку одно мое присутствие в ваших апартаментах в качестве подследственной без лишних слов опровергает все ваши "убедительные" доводы…

Занимаемый горотделом двухэтажный деревянный домик ютился, точно стыдливо прятался от глаз прохожих, осознав непопулярность своих хозяев, в неухоженном сквере. Утопал в зелени. Но я, проходя по дорожкам этого полудикого, "казенного" сада, к растительности тамошней относилась с недоверием, почти брезгливо, не обращая внимания ни на цветущую, ароматную сирень, ни на осыпающиеся и падающие к моим ногам лепестки пушистых яблонь.