Валентина Немова - Изъято при обыске

— Три урока анализировать ошибки одного диктанта! Кто позволил? Какая методика рекомендует? Кончают институты! Ничего не знают! И спрашивать не хотят! Но мы вас выучим! Мы вас вылечим от зазнайства! Мы вас… Мы вас… Но тут прозвенел звонок. И Юлия, воспользовавшись им, не спросив разрешения у потерявшей голову кураторши своей, выскользнула из кабинета. Прикрыв спиною белую, как в больнице, дверь, постояла, послушала. Оставшись наедине с собой, Кривощекова, как заигранная пластинка, продолжала твердить в ярости:

— Мы вас… Мы вас…

Вот это было действительно смешно. Но Юлии было не до смеха. В ней самой клокотала злость: заметили, заметили молодую специалистку. Похвалили за честность и добросовестность. "Зря стараетесь. Все равно никого грамотно писать не научите." И вот что ответила она вывернувшейся наизнанку плутовке, про себя, разумеется: "Старалась и буду стараться, потому что по-другому работать не могу. Научу или не научу — время покажет. А вот то, что вы после этих слов, выдавших вас с головой, больше мне не завуч, не наставник, так это уж точно".

С этого самого дня загорелась Юлия желанием как можно скорее освободиться от мелочной опеки Кривощековой, не беспокоясь о том, что другой завуч, который придет этому на смену, может быть еще краше, и не подозревая, по наивности и неопытности своей, что чем больше их сменится у нее, тем многочисленней будет армия ее врагов в городе, которые поодиночке, возможно, и не страшны для нее, и даже смехотворны, сплотившись и действуя тайком против нее одной, станут чрезвычайно опасны. И когда-нибудь дадут ей настоящий бой, из которого не так-то просто будет выйти победительницей.

***

Вечером того же дня, когда Юлия пришла в свой 8"Ж" проводить собрание, неожиданно в классной комнате погас свет. Юлия этому была даже рада. Правда, сперва все страшно загалдели, как в трамвае, который на полном ходу вдруг резко затормозит. Она рассердилась и крикнула:

— А ну, замолчать!

Ученики сразу притихли. Такого раньше не бывало. Они уже привыкли, что молодая учительница никогда не повышает голос, никого не ругает, всех убеждает. Им, наверное, от такой ее покладистости было даже весело. И вот на тебе! Характер показывает. Ждали, что она продолжит в том же духе. Любопытно им стало, как это у нее получится. Но кричать ей больше не захотелось. Она просто, с грустью сказала:

— У меня три восьмых. Я не справляюсь со всеми. Думаю от одного отказаться; если вы будете и дальше такими неспокойными, откажусь именно от вас.

— О-О! — неодобрительно протянул кто-то.

— Что-о? Подумайте лучше, как наладить дисциплину. Если вы будете хорошо себя вести, знаете, как мы чудесно заживем с вами, когда я буду немного посвободнее. Станем все вместе ходить в кино, в театр, проводить вечера…

— С танцами?

— Ну, конечно! Когда я сама училась в школе, у нас был точно такой же, очень живой класс. Знаете, какие мы вершили дела!

— Я помню! — послышался робкий голос Зильбермана, того парнишки, который одновременно с нею учился в дневной школе по улице Комсомольской. — Когда был ваш класс, хотелось ходить в школу…

— Так вот, — продолжала Юлия. — Исправитесь — не пожалеете. А нет — уйду от вас. Она еле сдерживала слезы. Радовалась тому, что свет все еще не дали, а в темноте не видно никому, какие у нее глаза.

Вот как подействовал на нее утренний разговор с завучем: чуть не поссорилась с учениками, чуть не расплакалась перед ними. Дня не хватило, чтобы прийти в себя после такой встряски. — Исправимся, исправимся! — дружно, хоть и вразнобой, заверили ее ребята.

— В таком случае составляем план работы!

— А как записывать? Лампочки-то не горят!

— Запомним! Предлагайте!..

Из школы шли все вместе. Смеялись, пели. Кто-то додумался:

— Айдате в кино! С десяти! Завтра же выходной! Отоспимся!

Шумной ватагой помчались в кинотеатр, обогнав группу учителей, которые, взявшись под руки, осторожно пробирались по неосвещенной улице. Среди них была и Кривощекова. Юлия не обратила на нее внимания, иначе заметила бы, как зло подняла завуч плечи. Так бы, наверное, и взмыла ввысь, догнала бы дерзкую девчонку и клюнула в затылок…

После недолгих споров убедила Юлия всю семью, что вести в неделю 24 часа, каждый день по пять уроков, ей не под силу. Что не может она в свои 21 год отказаться от всех других занятий, кроме работы. Ей еще хочется быть молодой. Ходить в гимнастическую секцию. Какое это наслаждение, когда в маечке, в коротеньких трусиках, стройная, легкая, ты танцуешь в спортзале под музыку с лентой или шарфом! Кажется, не ты держишь шарф, а он несет тебя, как облачко. И ты лишь на чуточку касаешься носочками пола… А разве стоит бросить шахматы? Ведь в городе лучше, чем она, играет только одна из женщин. А литературное объединение, которым руководит молодой, но очень талантливый писатель?