Валентина Немова - Изъято при обыске

— Хорошие учителя… — осталась Мария Николаевна очень довольна произведенным эффектом и, продолжая подначивать подчиненную, притворилась, будто переходит от потехи к делу. — Хорошие учителя… — добавив строгости, повторила она, — давно мне этот список сдали… — взяв со стола какой-то листочек, полюбовалась им, будто это была фотография лучшего в школе педагога, умницы и красавца. — А вы, увы! даже не знаете, что теперь надо было сдать списки тех, кто живет в интернате, — подержав в руке "снимок", показала его собеседнице. Удостоверившись, что та взглянула на него, но не так, как следовало бы, отложила в сторону листок и… подвела итог сказанному: — Плохо вы работаете.

"Плохо вы работаете… " И так спокойно и просто изрекла эти слова, точно в них заключалась истинная правда, даже необидная для начинающей учительницы, такой бездарной и никчемной, по мнению начальницы…

— Вы считаете! — оскорбленная в самых лучших своих чувствах, со слезами в голосе воскликнула Юлия и осеклась. Вспомнилось ей напутствие отца, предостерегавшего ее от стычек с администрацией по месту службы: "С начальством не связывайся. Молчи, что бы они там ни плели. Их много, они все дружные. А твои приятели — ребятишки разбегутся, как те примутся за тебя. И ничего ты им не докажешь одна. Снесут они тебе, ретивой, голову, как подсолнух…"

Вспомнила этот наказ родителя своего и продолжила, неслушница такая, как он называл дочь, беспокоясь за ее будущее, продолжила уже окрепшим голосом:

— Вы считаете, что учитель только для того и получает высшее образование, чтобы с утра до ночи строчить неизвестно кому и для чего нужные бумажки. Я работаю не для бюрократов и сама не хочу им стать. Так вот. Слушайте и запомните. Больше я для вас никаких списков не пишу. Пусть их составляет по журналам, где есть все необходимые сведения об учащихся, секретарь директора в свое рабочее время. Вот так!

Говоря так, Юлия не знала, что у Кривощековой у самой не было высшего образования, и не собиралась даже косвенным образом упрекнуть ее в этом, но нечаянно попрекнула. И Мария Николаевна, естественно, разобиделась. Выдержка сразу изменила ей. Куда делась ее вальяжность и величественность.

— Ага-а-а! — ужалено завопила она, еле дождавшись, пока Юлия кончит, вскочила на ноги (заставила-таки ее молодая специалистка встать, как бы в отместку за то, что завуч с самого начала не предложила ей сесть), завертелась по комнате, как волчок. — Вы считаете, что не обязаны строчить разные там бумажки! По-вашему, журнал заполнять — бюрократизм. Оценки ставить — бюрократизм. Отсутствующих отмечать — тоже! Вы три дня отсутствующих не отмечали! Глядите!..

Только теперь дошло до Юлии, что встреча эта произошла неслучайно, что готовилась Кривощекова к ней не один час и день, тщательно собирая и классифицируя материал, "компромат", как выражаются теперь, суммировала свои придирки, чтобы придать им весу и заменить качество количеством — обсуждение хорошего урока — разносом по всем "статьям". Досконально проштудированный ею классный журнал, убедительно доказывающий пренебрежительное отношение начинающей учительницы ко всякого рода документации, находился не в учительской, в шкафчике с вертикальными полочками, где ему надлежало быть перед началом утренней смены, а в кабинете завуча, у нее под рукой.

— Глядите! — раскрыла она это сосредоточие непростительных, на ее взгляд, промахов молодой специалистки, которые сама же не считала нужным предупреждать, таким рывком раскрыла, каким распахивают двери перед тем, кого норовят немедленно, в шею, выгнать на улицу.

Все оставшееся до звонка время разбушевавшаяся администраторша чуть ли не в буквальном смысле этого слова тыкала носом молодую учительницу в страницы журнала. В каких только грехах ни обвиняла. Как могла, Юлия отбивалась. И вдруг услышала поразительные, на первый взгляд, совершенно не вяжущиеся с представлением о суровом начальнике слова, слова — жалобу, слова — признание, как отрывок не из той оперы:

— Думаете: вы научите этих лодырей и прогульщиков грамотно писать? Зря усердствуете. Все равно ничего не выйдет. Вы что — лучше всех?!

Увлеклась, чересчур увлеклась, опытная в таких делах, Кривощекова "избиением младенца", подвел ее хваленый опыт. Высказала наконец самое наболевшее, самое сокровенное, расписалась в собственном бессилии, высекла самое себя. И такой жалкой, ничтожной в тот момент показалась Юлии, что та даже спорить с нею перестала. И не слушала больше. И смотрела на свою "наставницу", как на пустое место. А она, не замечая перемены в поведении молодой специалистки или делая вид, что не замечает, продолжала ее "воспитывать":