Исписала от корки до корки толстую тетрадь, которая лежит теперь у нее на коленях. А что из написанного помнит? Даже тема вступительной беседы вылетела у нее из головы. Непослушными от нервного перенапряжения руками открывает Юлия тетрадь. Вот она тема: сущность художественной литературы. Вот начало лекции. Белинский о Пушкине. Просмотрела цитату, с трудом разбирая слова. Будто не знала их прежде наизусть и не сама в эту тетрадь переписала. О боже, что же будет? Провал?! Конфуз! Позор! Сердце в панике затрепетало, но тут же замерло: требовательно, чисто прозвенело в коридоре три раза. Что это? Да это же школьный звонок, которого она ждала. Три освежающих, ободряющих струи. Все. Кончилась мука ожидания. Гора свалилась с плеч. "Кажется не волнуюсь", — с надеждой сказала она себе, поднимаясь с места. Однако еще раз пришлось ей испытать страх, когда, уже взявшись за ручку двери с табличкой "8Д", обратила она внимание на то, что ученики, завидев ее, не встали. В замешательстве чуть было не повернула назад. Но вовремя сообразила: у нее же на лбу не написано, что она преподаватель. Ни морщинки на лице, никакой солидности в фигуре… Похожее на форменное тяжелое коричневое платье, белый бант на груди. Разве так, по их представлениям, должен выглядеть учитель школы рабочей молодежи? Да они же просто-напросто приняли ее за ученицу, поэтому и не встали. И ничего в этом обидного для нее нет. Овладев собой, наступательным шагом проходит она к учительскому столу, кладет на него свою тетрадь, поворачивается лицом к аудитории. Но и этим ее активным действиям класс не придает ни малейшего значения. Как бы выручил ее сейчас крупного формата журнал, который говорит сам за себя. Положила бы она его в этот критический момент демонстративно на стол, раскрыла бы… И все сразу стало бы каждому ясно. Но журналы в школах рабочей молодежи, опасаясь отсева, в первые дни учебного года не заполняют и рядовым учителям в руки ни в коем случае не дают…
— Товарищи! Вам придется встать! — не найдя другого способа заявить о себе как об учителе, приказывает она чужим, непослушным голосом.
— Ого-о-о! — Прокатилось по классу. Загремели стулья. Парни и девушки, смущенно подталкивая друг друга (за столами их было по 4–5 человек) с сомнением на лице поднялись, притихли. Кто-то за последним столом громким шепотом произнес:
— Два года назад я учился с ней в одной дневной школе. Я в седьмом, она в десятом. Когда она успела? Вот это да…
— Здравствуйте! — не забыла сказать Юлия и, в свою очередь, изумилась, как дружно ответили они ей и сели только тогда, когда она позволила. Сердце колотилось где-то в горле, как на бегу во время спортивных соревнований. Но голова работала как будто независимо от него. Юлия назвала свое имя и отчество и, усевшись на краешек стула за уголок стола, принялась выкликивать учащихся по списку. Список был длинный, на двух страницах в клетку. Когда разобрала и правильно прочитала последнюю фамилию, сердце успокоилось, ноги в коленях перестали дрожать. Только листочек с планом урока не давался в руки. Но вот наконец и он покорился. И Юлия начала: "Я в первый раз жалею о том, что природа не дала мне поэтического таланта, ибо в природе есть такие вещи, о которых грешно говорить смиренной прозой"…
Класс затаил дыхание. Все глаза, разноцветные, но с одинаковым выражением, пытливые, чуть восхищенные, немного недоумевающие (никак не могут согласиться, что она, такая молодая, — учительница) смотрят на нее.
А она говорит, говорит… Опять волнуется. Но это уже какое-то совсем иное волнение, не то, что она испытывала перед уроком, не парализующее, а мобилизующее всю ее энергию, радостное, вдохновляющее, доселе неиспытанное ею. Говорила бы, говорила…Только сильно пересыхает во рту. И большая стрелка квадратных часов над доскою очень быстро, толчками движется по кругу. Скоро раздастся господствующий над всеми в любой школе звонок. Звонок с урока…
— Теперь запишем кое-что в тетради, — сказала Юлия уже вполне спокойно, мягко, вовсе не приказным тоном, но ученики поспешно, словно по команде, раскрыли тетради, прямо-таки схватили ручки. Они признали ее учительницей, смирились с ее молодостью. А среди них есть и немолодые, бывалые. Вон тот мужчина в углу у окна. Чуб упал на лоб, открыв седую прядку. Он тоже подчиняется ей, разве что смотрит на нее не так, как все. Несколько покровительственно и снисходительно, как старший брат.
Рабочие… Какие это замечательные люди! Как она боялась, что они встретят ее в штыки, начнут испытывать на первом же уроке и она, опростоволосившись, вылетит из класса, как пробка из бутылки, вышибленная сильным ударом…
Читать дальше