Валентина Немова - Изъято при обыске

Когда тебе доктора, чужие люди, к тому же думая, что ты их не слышишь, выносят смертный приговор, это одно. Но когда так поступает родственница, да еще старуха, сама одной ногой стоящая в могиле, это уже совсем другое дело.

— Уходи! — заметалась я в постели. — Пусть она уйдет! Мама! Мама! Где ты? Пусть бабка уходит! — я разрыдалась.

Кто-то взял Веру Васильевну под руку, вывел из палаты. Сию же минуту вбежала мама:

— Что такое? Почему ты плачешь?

— Мама, ты знаешь, — захлебываясь, стала я жаловаться, — что она мне сказала? Какая, говорит, ты плохая! Она меня хоронить собралась! 0на- меня! У нее уже правнуки есть. Четыре правнука! А у меня одна — единственная, малюсенькая дочка! Нет! Нет! Я не умру, мама! Я не хочу умирать! Жить! Жить! Жить хочу! Мама, покорми меня! Я есть хочу!..

Умереть, конечно, было бы проще и легче. Сколько мук, которые, сверх этих, ждали меня еще впереди, я бы не знала, если бы подчинилась недугу. Возможно, предчувствуя и страшась этих новых испытаний, мой организм и пасовал. Но теперь, с бабушкиной помощью, скорее всего неосознанной, дух противоречия, спасительный для меня, проснулся во мне, и я, поверженная и раздавленная, все же осознавала, что и на сей раз поднимусь, встану на ноги, всем врагам своим назло!

Умереть мне, до 30 лет не дожив, а им, всяким там Кривощековым, Лионовым, Платовым, Савчукам, Дорошенко, которые все-все старше меня, жить припеваючи, — нет! Этого не будет! Меня пережить- такого счастья я им не доставлю! Этого они от меня, изверги, не дождутся, чтобы я без боя сдалась. И мы еще посмотрим, кто из нас будет смеяться последним!…

Я пишу эти строки, когда кого-то из них, моих заклятых врагов, наверное, в живых уже нет. Но тем из них, кто доныне топчет землю, живется сейчас не так-то весело. Достаток, конечно, у них есть. И не маленький. Нахапали в свое время. Богатство есть. А вот уверенности в собственной правоте, которую прежде черпали они в своей сплоченности и безнаказанности, уверенности в завтрашнем дне уже нет, разумеется. Страх перед взбунтовавшейся стихией — вот что, по-моему, должны они сейчас чувствовать. Наказывать стариков этих и старух за из проделки сорокалетней давности едва ли кто-нибудь станет. Лично я этого и не хочу. Мне достаточно того, что моя правота им доказана. Не мной, естественно. Историей. Которая, хоть и медленно, со скрипом, но движется все же вперед. Разбушевалась-таки стихия. Разговорились русские молчуны. Допекли их всякие Хрущевы, Горбачевы… Как я ликовала, когда по телевидению показывали многотысячные митинги в Москве, в Ленинграде! Когда разогнали эту банду- КПСС. Потом снова дали, к сожалению, ей право существовать наравне с другими партиями. Но прежней губительной силы она не наберет уже никогда. Таково мое мнение. Рухнул колосс на глиняных ногах. Разбился вдребезги.

Как ни прискорбно, русский Иван остается покамест и голодным, и неустроенным. Но главное есть- право мыслить и высказывать вслух свое мнение, Это значит: найдем выход сообща, разгребем то, что наворотили за 70 лет коммунисты. Говорят: они сделали много хорошего. Но я склонна думать, что это хорошее делал народ и не благодаря им, а вопреки. И сделал бы еще лучше, если бы пораньше освободился от их тирании. Но всему, наверное, свое время…

Понемногу я стала есть. И вот приносят ко мне в палату Юлечку. Меня усаживают, обложив со всех сторон подушками. Кормлю дочку грудью. Молока хоть залейся. И откуда оно берется в этом "скелете"? — поражаются соседки по палате.

Глаза у Юльки синие, большие, жалобные. Ротик маленький, жадный. Уносят дочку, а мне туго-натуго перебинтовывают грудь, чтобы молоко не накапливалось. Я противлюсь. Но со мной никто не считается. Вам, говорят, нельзя самой кормить. Это вас истощает. А маме моей заведующая отделением советовала:

— Продайте все, вплоть до последнего платья, и кормите ее, то есть меня. Питание, питание и никаких волнений, ни грустных, ни даже приятных. .

Вспоминаю еще один обход медиков.

Лежу с закрытыми глазами. Слышу женские голоса:

— Удивляюсь. Взяли пункцию. С первым анализом ничего общего. Как небо и земля!

— Диагноз не подтвердился? Значит, не менингит?

— Ничего не понимаю. Мы только начали лечение, а оно, выходит, и не требуется…

— Вот и прекрасно! Надо быть довольными. И выяснить, в чем дело. Кто ей в роддоме такой диагноз ставил? И вообще брали ли пункцию…

— Что тут выяснять? Почему я не должна веришь своим коллегам? — это говорит, конечно, заведующая отделением, мой лечащий врач Александра Федоровна. Она явно злится.