Валентина Немова - Лишний вес

— А может быть, изначально не была она бездарной. Наверное, это он, подчинив ее себе, нещадно эксплуатируя, заставлял ревновать и мучая ее тем самым, превратил ее в то, чем она стала под конец, в приложение к себе. О таких, как он, говорят: "И только тот один, кто всех собой давил, свободно и дышал, и действовал и жил". А ее, наверное, следует не высмеивать, а лишь пожалеть. А вместе с ней и Дину Григорьевну, которая, попав в зависимость от Чижовкина, работая на него, прожила всего шестьдесят четыре года (а Дарья Дмитриевна, надеюсь, и теперь жива. Я желаю ей этого).

Радуюсь я, что удалось мне избежать участи этих двух женщин. Металась, металась между ними, как меж двух огней. Чудом не обожглась. Ненашев все кричал:

— Я ненавижу власть! Я ненавижу власть! — А ведь сам был тоже власть, которую никто не избирал, литературная. Кого хотел (покорных ему женщин), проталкивал в союз, кого не хотел (кто не поддавался ему), не пускал туда, да еще находил способ высмеять. А в конце жизни, мне кажется, тоже забеспокоился, узнав, что я снова стала писать, как бы я о нем, "раскудахтавшись", не написала. Знал заранее, что если напишу о нем, не героем его изображу, конечно. А тем, кем он и был в жизни: дикарем и самодуром. Человеком мстительным, злопамятным, гребущим под себя, ради денег и славы готовым отречься от Родины, но умеющим притворяться совсем другим и выгоду извлечь из своего притворства. Вы скажете, я чересчур сурово отношусь к ним. Ненашева, мол, уже нет, а о мертвых надо или хорошо, или никак. Что я на это отвечу? Человек при жизни должен сам позаботиться о том, чтобы после его смерти о нем отзывались хорошо.

А Чижовкин, мол, старше, и то, как я к нему отношусь, может укоротить ему век. На это я отвечу: А что он думал, пытаясь совратить меня, когда мне было девятнадцать лет? Что я, став старше, позабуду это и буду писать о нем хорошо? Написала так в первой своей книге, когда мало знала о нем. А теперь, узнав больше, пишу по-другому. Нет, нет. Не соглашусь я изменить свое отношение к нему лишь от того, что он состарился. Сам бы он изменился, стал бы лучше, стал бы лучше, попросил бы у меня прощения, тогда другое дело. Но если он остался прежним и доволен собой, его за все это следует наказать. Пора уже, наверное, этих диктаторов в области литературного творчества поставить на место, развратников этих, уверенных в своей безнаказанности. Злоупотребляя тем, что женщина зависит от тебя в серьезном деле, толкать ее на скользкий путь и мешать добиться успеха, да за это наказывать надо еще строже, чем просто рассказать о них правду.

Губить таланты, вместо достойных давать зеленый свет недостойным — это настоящее преступление. Не оттого ли бы отстаем от других стран в науке, технике, что никак не можем решить проблему, которую еще в шестидесятые годы XX века поднял замечательный писатель-патриот — Дудинцев. Хочу идти я по его стопам.

Думала, закончила этот труд, но, порывшись в черновиках, убедилась, что нет. Выпустила из вида кое-что интересное. Вот, например, не отправленное письмо, адресованное моей сестре. Она дает высокую оценку творчеству Ненашева, а я стараюсь внушить ей, что писатель этот недостоин похвал. Перепишу свое письмо.

Анюта, здравствуй! Книгу, которую ты мне подарила, я прочитала всю, от корки до корки. И должна сказать, разочаровалась в ее авторе окончательно. И смешно мне даже стало: как я могла восхищаться им когда-то. Он умел вызвать сочувствие к себе, жалуясь на трудности в своей жизни. Эти жалобы не тронули бы никого, если бы не способен он был видеть красоту природы (которой он противопоставляет губителя природы — некрасивого человека). В одном из его рассказов есть такие строчки: "Красива, дивна была рыбина с покатой головой, с телом, стремительным и нарядным… Я лег на бок и еще секунду-другую видел рыбину подо льдом, потом, чуть опомнившись, сидел я на ящике, потрясенно повторяя: — Остановись, мгновение, остановись! Ты прекрасно!" Слова эти, насчет мгновения, взяты им из бессмертной книги Гете "Фауст". В этом своем произведении великий немецкий писатель доказывает, что человек счастье может обрести лишь в полезном для его народа труде. Герой Ненашева, то есть сам автор (я уже говорила, что прототипом всех его героев является сам писатель) по-своему понимает счастье. Ему не много надо: полюбовался рыбиной — и ощутил себя счастливым. Писатель этот сентиментален. А сентиментальность недорогого стоит, тем более, что, восторгаясь прелестями природы, не замечает хорошего в людях и при этом всех стрижет под одну гребенку. Почитаешь его и начинаешь думать: и меня он причисляет к губителям природы? Да что он знает обо мне?! На этой теме он заработал себе имя, так не пора ли перейти к другой, а не толочь воду в ступе? Писатель ведь не природовед, а человековед. Ему удается передать великолепие лесов, полей и рек. Это ценно, конечно. Он это понимал. Тогда почему в одном из своих рассказов (который я не назову, иначе читатель догадается, о ком идет речь, а я этого не хочу), он заявляет, что ему самому не нравится то произведение, за которое он был удостоен Государственной премии? Что вложил он в него не свою душу, а свое стремление блеснуть талантом? И не отстать от моды? В то время, как он писал эту книгу, только и разговоров было и по радио, и по телевидению о том, как это важно — беречь природу…