Валентина Немова - Святая святых женщины

Придя к выводу, что маме с Юдиными не следует соединяться, я стала просить ее, чтобы она еще немного пожила одна в своей квартире. До следующего лета. Она ведь была тогда еще довольно крепкая. Варила, сама на себя стирала. Только полы мыть ей было трудно. И в магазины ходить она не могла. Но ведь кроме средней, то есть меня, было у нее еще две дочери. А они обязаны были в мое отсутствие заботиться о ней, независимо от того, отдаст она кому-то из них свою жилплощадь или нет.

— Только до будущей весны подожди! — умоляла я ее. — А там что-нибудь обязательно придумаем. Найдем выход.

Но она очень боялась одиночества. Не верила, что эти две дочери, Лида и Галина, если им обеим отказать, станут к ней приезжать, когда я уеду, поэтому решение "квартирного" вопроса не захотела отложить до весны. А так как у нее не было другого выхода из трудного положения, вторично дала Юдиным согласие с ними съехаться. А мне после этого сказала:

— Гальке деньги, Лидке квартира, тебе сад. Это мое последнее слово.

* * *

Следующий мой визит был в правление садоводческого товарищества. Занимало оно подвальный этаж жилого дома. В одной из комнат, за двумя столами, заставленными письменными принадлежностями, сидели две женщины, обе холеные, по-летнему одетые, аккуратно причесанные. Я обратилась к той, что была постарше, объяснила, что меня привело к ним в офис. Она, раскрыв какой-то журнал, нашла в нем номер маминой шестисотки и сделала отметку, что на этот участок имеется завещание. Записала также мои данные: фамилию, адрес, телефон. Потом, глядя на меня глазами, затуманенными какой-то, неведомой мне невеселой думой (у нее, естественно, был обширный опыт в подобных делах, она заранее знала, что мои родственники, проживающие в этом городе, будут недовольны, когда узнают, что глава семейства свою недвижимость отдает иногородней дочери), проговорила:

— Ни с кем из ваших родных, которые, возможно, захотят продать сад, чтобы поделить между собой вырученные деньги, вести разговор на эту тему мы не станем. Но если сюда явится ваша мама, хозяйка сада, и скажет, что решила его продать, мы не в праве будем возразить.

— Не явится, — заверила я женщину (это была главный бухгалтер правления), — свою маму я знаю.

Собеседница моя, как мне показалось, хотела добавить что-то к сказанному ею. Но я встала, попрощалась и вышла. Зачем вести ненужные разговоры, давать пищу для сплетен? Я была уверена, что мама, которая оказалась такой упрямой, что даже Юдиным данное слово отказалась нарушить, хотя и сердилась на них, меня-то уж не подведет: мы же с ней в последнее время живем душа в душу…. Тем более что я, прежде чем отправиться в это учреждение, сама родительнице предложила на случай, если она раздумает передать мне эту свою собственность, написать доверенность на продажу сада, потому что, если она мне его не подарит и я перестану приезжать в Летний, участок все равно придется продать: работать в нем, как положено, кроме меня, никто ведь не станет. Всем нужны только деньги, а не этот сад с полуразвалившимся домиком. Выслушав меня, мама отклонила это мое предложение, заявив: "Продавать сад, пока я жива, никто не будет. Не позволю".

* * *

Семнадцатого июля дочь Лиды и Родиона, Светлана, отмечала свое тридцатилетие. Галине о том, что такое мероприятие состоится, даже не сказали, ссылаясь на то, что между нею и Лидой в последнее время сложились неприязненные отношения. Отношения Юдиных со мной после того, как они попытались подстроить маме каверзу и я их разоблачила, тоже ухудшились. Но это мне в упрек не поставили, об этом командующий за столом Родион даже не заикнулся. Не за тем меня позвали на это празднество, чтобы свести со мной счеты, а для того, чтобы помириться и, угостив "по полной программе", подлизаться ко мне (перед тем, как состоится заседание бюро обмена с маминым "квартирным" вопросом на повестке дня), иначе, если они не постараются меня задобрить, может ведь получиться и "облом". Стоит мне как доверенному лицу мамы выступить на этом заседании и поведать собравшимся, какой номер отколол недавно наш зять, ему не разрешат съехаться со старушкой, даже если она подтвердит свое согласие жить с Юдиными. Конечно, я могла, злясь на Родиона за его проделки, не принять приглашение. Но ведь банкет устраивается не в его честь, а в честь их дочери, старшей внучки моей мамы, которая ни бабушке своей, ни мне, своей тетке, ничего плохого пока не сделала. Как я могла обидеть ее отказом? Хитрый Родька знал, что я так не поступлю. Он ведь мой бывший ученик и хорошо изучил меня в свое время, понял, что я отношусь к разряду наивных людей, которые не только речи правильные говорят, но и стараются, даже в ущерб себе, правильно поступать. Все он предусмотрел, рассчитал и не ошибся. Я пришла на торжество не с пустыми руками — с букетом ярко-красных гладиолусов. Эти цветы я купила на рынке, так как в мамином саду гладиолусы не росли. Значит, потратилась! Этим все сказано…