Валентина Немова - Святая святых женщины

Короче говоря, не стала я вчера вечером вчитываться в бумагу, которую Родион принес теще на подпись. Не придала я также значения словам зятя, который велел мне после того, как мы с мамой побываем в домоуправлении, сидеть дома и никуда не уходить. Я даже засмеялась, когда мама этот его приказ мне передала:

— Подумаешь! Командир нашелся. В контору мы сходим. А чем потом я буду заниматься, отправлюсь куда-нибудь или нет, его не касается.

И вот сидим мы с мамой в подвальном помещении, где находится кабинет домоуправляющей. Подходят люди, занимают за нами очередь, устраиваются рядом с нами на некрашеной лавке, разговаривают друг с другом. Некоторые рассказывают, за каким делом пришли к начальнице. Это меня совсем не интересует. Чтобы хоть чем-то заняться, достаю из сумки мамины бумаги, просматриваю их. Прочитала раз, еще раз. Что-то мне кажется непонятным, странным в договоре. Не замечаю, что уже вслух говорю. Мама не обращает внимания на мои действия. Сидит спокойная, доверчивая, как маленький ребенок рядом со взрослым, оберегающим его. С какой-то женщиной беседует (знакомую, наверное, встретила). И вдруг, точно лампочка в моей голове зажглась, сообразила я, что в этом документе не так, чего в нем ни в коем случае не должно быть. Мама и Юдины-старшие съезжаются. Значит, после обмена у Родиона, Лиды и мамы должен быть один адрес. Олег с семьей отделяется от родителей, значит, у него адрес должен быть другой. В документе же все наоборот: у Юдиных, старших и младших, один адрес, а у мамы — другой. Это была нелепость какая-то. Добровольно согласиться на таких условиях заключить сделку с зятем и дочерью мама никак не могла. Но бумага-то была ею подписана! Голова моя отказывалась этот договор понимать. Не в состоянии была я уразуметь, что Родион задумал аферу: захватить прекрасную двухкомнатную квартиру тещи, а ее самое вышвырнуть, как ненужную тряпку. Родную мать своей жены собрался он поселить не с дочерью, которая обязана за ней ухаживать, ради чего, по идее, в подобных случаях и делается обмен, а неизвестно с кем, с чужими людьми, которым старушка эта нужна, как прошлогодний снег. Да… изумил меня Родион в очередной раз, задал такую задачу, что я мозги чуть не свихнула, стараясь разобраться в ней. Кое-как дошло до меня, в чем тут дело. Что мама подмахнула свою подпись, не прочитав документ внимательно. И стала я разъяснять ей, что она подписала. Она, бедненькая, словно даже ничему не удивилась, словно действительно была малым ребенком, еще не знающим, на какие подлости порой идут люди, чтобы добиться того, на что не имеют права, но чего им так хочется.

Никто из присутствующих в этом подвальном помещении не прислушивался к тому, что я говорила маме, и никак не реагировал на мои гневные восклицания. Только одна, очень бедно одетая женщина, тоже, вероятно, от нечего делать наблюдавшая за мною, за тем, как прямо у нее на глазах менялось выражение моего лица, когда я изучала заготовленную Родионом "липу", и постаравшаяся понять, что меня так возбудило, посочувствовав нам с мамой, довольно громко изрекла:

— А чо вы поражаетесь? Думаете, старые люди нужны кому-то? Никому они не нужны!

Через какое-то время управляющая делами начала прием посетителей, и мы с мамой вошли в ее кабинет. Как бы в тумане плавая, сообщила я ей, что у нас стряслось. Извинилась, что зря ее беспокоим, что заявились и документ свой, который она должна была бы подписать, зарегистрировали у секретаря, а когда прочитали его повнимательнее, оказалось, что подписывать эту бумагу не надо…. Сказала также, что придем в другой раз, когда наведем в своих делах порядок. Когда я закончила свою взволнованную речь, хозяйка кабинета, медленно опустив веки и чуть качнув головой, выразила согласие со всем, что я ей сказала. И мы с мамой потащились назад.

Поднимаю старушку с места (она присела на скамейку возле подъезда, из которого мы вышли, чтобы немного передохнуть), веду ее за ручку через дорогу. Лезем с нею на пятый этаж. Ставлю на стол кружку, из которой она пила молоко на крылечке, велю не волноваться, а сама несусь, не различая ступенек, вниз по лестнице, рискуя сломать себе шею. Но Бог милостив.

Обеспокоенная Майя вылетает из комнаты, где она все время сидела, пока мы с мамой отсутствовали, и, подхватив Полину, мчится вслед за мной. Я никак не могла поверить, что Лида способна так вероломно поступить. Родька нам чужой, но она же родная! Как она могла все это допустить?! Надо было мне убедиться, что я не ошиблась, решив, что маме пытались подстроить каверзу. Что квартира, куда должны были поселить маму согласно подписанному ею договору, действительно не трехкомнатная, которую выбрали для себя Юдины, а двухкомнатная, с подселением.