Валентина Немова - Любить всю жизнь лишь одного

Что еще не устраивает меня? То, что давно не видела я, чтобы Алексей весело, счастливо улыбался. До чего же хочется, чтобы он, как прежде, улыбнулся! Тяжело жить без его привета. В груди тупая, ноющая боль. Когда только сердце мое "замолчит"? Сейчас мы с ним не разговариваем. Даже не здороваемся. Это очень грустно или просто смешно. Тоня считает — последнее. Но она же не знает всего…

Странный, наверное, я человек. С Иваном, парнем, говорю почти на все темы. А с Тоней, девчонкой, называя ее ближайшей подругой, не могу быть исчерпывающе откровенной. Но если вдуматься, ничего удивительного в этом нет. Именно по той причине, что Ванька парень и в других ребятах разбирается лучше, чем я, я и говорю с ним обо всем, что касается Лешки, надеясь, что он мне объяснит некоторые поступки своего друга и даст совет, как надо вести себя по отношению к нему. А что Антонине может быть известно о ребятах нашего возраста, если ни с кем из них она вне школы никогда не общалась — в смысле не дружила? Ничего абсолютно. Опыта жизненного у нее еще меньше, чем у меня, что означает: она не может подсказать, как мне выйти из затруднительного положения, в которое поставил меня Алексей. Правда, у нее есть товарищ из молодых людей. С ним она в далеком детстве играла. Но он уже взрослый человек и, как мне кажется, довольно серьезный. Лешку с ним не сравнить. К тому же с парнем своим Тоня никогда не остается наедине. Не спешит обретать опыт в личном. Так что она для меня не советчица.

Просто так, без всякой цели болтать с Антониной о Крылатове (как это свойственно подружкам) у меня желания нет. Если бы у нас с Алексеем было, что называется, все хорошо, тогда другое дело. А коли все плохо и похвалиться нечем, судачить о нем даже с лучшей подругой не хочется…

Несмотря на то, что Крылатов не предпринимает никаких действий, чтобы помириться со мной, я сердится на него перестала. Такой уж я человек — вспыльчивый, но отходчивый. И продолжаю надеяться, что придет время и мы найдем с ним общий язык. А пока… Все глупости надо выбросить из головы и готовиться к экзаменам…

А все-таки здорово я "переродилась" после 8-го класса, который окончила в женской школе. Полтора года "отдыха" в смешанной напоминают о себе. Огромные пробелы в знаниях. Забыто даже то, за что получала я когда-то, отвечая у доски, пятерки. Я стала менее трудоспособной, усидчивости почти нет, честности (в смысле учебы) — тоже. Чтобы я раньше подглядывала, списывала с учебника или с конспекта, выполняя в классе контрольные работы — никогда! А теперь ничего не стоит в шпаргалку заглянуть. Подготовку к урокам все эти полтора года, если не считать IV четверть в десятом классе, ставила на последнее место. Сперва устраиваю личное и общественные дела, а потом открываю учебники. И это с величайшим спокойствием!

Но сейчас происходит в душе моей переворот. Сравниваю себя теперешнюю с прежней и страшно мучаюсь. Очень захотелось "воскреснуть". Жаль, что нельзя исправиться в миг. Но все же надо к этому стремиться. Иначе ведь пропадешь. Будешь ведь опускаться все ниже и ниже…

Очень много работаю теперь. Все свое время отдаю урокам. Только вчера, черт возьми, потеряла целых два часа, потому что постеснялась сказать Витьке Роднину, который зачем-то пришел ко мне, что некогда нам болтать, надо, мол, уроки учить. Еле-еле сообразила, как выйти из этого щекотливого положения: предложила гостю, чтоб от него избавиться, навестить Ваньку Новикова. Говоря это, просто сгорала от стыда…

На подготовку к урокам приходится тратить уйму времени: или учителя много задают, или я отвыкла напрягаться. Дело, скорее всего, не в учителях, а во мне самой. И за все эти приобретенные в последнее время недостатки я себя просто презираю, представления не имею, как мне в норму войти снова. Но я слишком уж разохалась. Почитаю Тонины дневники за десятый класс, чтобы убедиться: я в нашем классе не хуже всех.

— Записные книжки N 3 и 4

— Мудрецовой Тони. 10 класс

На первой странице табель успеваемости за II четверть 1950–1951 учебного года. Картина неприглядная. Отличников нет. Три хорошистки: Мудрецова, Лазейкина, Березина. Одна тройка (по истории) — у меня и у Клары Соболевской (по иностранному языку). Две тройки у Любы Уныловой (по литературе и химии), по три тройки у Орловой, Киселевой. Воробьева и Морозова имеют по четыре посредственных оценки. У Розы Кулининой четверок меньше, чем троек, а по черчению — единица. Неуспевающих во второй четверти — пятеро. В первой было девять. В классе всего 31 человек. Значит, отстающих шестая часть.