Айн Рэнд - Мы живые

Во главе процессии несли открытый гроб красного цвета. Тело покойного было покрыто знаменем из дорогого алого бархата, на фоне красной материи четко выделялся белый безжизненный профиль, черные пряди волос были разбросаны по подушечке, прикрывая на правом виске след от пули. Спокойный лик медленно проплывал мимо серых стен. Падавшие снежные хлопья не таяли на холодном бледном лбу.

Честь нести на своих плечах гроб выпала четырем самым близким соратникам Андрея Таганова. Их преклоненные головы были обнажены. Светлые волосы Павла Серова и черные кудри Виктора Дунаева еще больше подчеркивали красный цвет обивки гроба.

Процессию сопровождал военный оркестр. На больших медных трубах были повязаны ленты из черного крепа. Музыканты играли «Вы жертвою пали».

Много лет назад в укромных подвалах, спрятанных от глаз царских жандармов, на заснеженных дорогах, ведущих в сибирские лагеря, родилась эта песня в память павших в борьбе за свободу. Ее исполняли приглушенным шепотом под звон цепей в честь безвестных героев. Она путешествовала по глухим тропам, не имея ни автора, ни опубликованного варианта. Революция сделала ее популярной, ноты появились в каждом магазине, и каждый оркестр, провожающий в последний путь коммуниста, непременно играл ее. Революция создала «Интернационал» в честь живых, а мертвым оставила «Вы жертвою пали». Эта песня превратилась в официальный похоронный марш новой республики.

Шествуя позади открытого гроба, жители Ленинграда мрачно напевали:

Музыка, звучавшая с величественной безнадежностью, вскоре переросла в исступленный крик, не выражающий ни радости, ни горя, а затем сорвалась на безжалостную нежность, с какой, без лишних слез, отдают последние почести славному воину. В мелодии сквозила улыбка скорби.

Скрипел под сапогами снег, гремели трубы; медные тарелки отбивали шаги; серые ряды накатывались друг на друга и алые знамена реяли в величественном ритме песни, звучащей в торжественном прощании.

Где-то в глубине, очень далеко от головы процессии, за колоннами солдат, студентов и рабочих, в шеренге безымянных отставших одиноко брела девушка, которая, не моргая, пристально вглядывалась вперед. Ее руки безвольно висели; плотные шерстяные варежки не защищали от холода ее уже обмороженные запястья. Лицо ее ничего не выражало; но в глазах застыло изумление.

Шествующие рядом с девушкой не обращали на нее никакого внимания. Однако в самом начале демонстрации Товарищ Соня, возглавлявшая группу работниц женотдела, пробегая мимо, спеша занять свое место в голове процессии, где она должна была нести знамя, внезапно остановилась и гаркнула:

– Ба! Товарищ Аргунова, ты здесь? А вот тебе-то как раз приходить и не следовало бы.

Кира Аргунова ничего не ответила.

Какие-то женщины в красных косынках прошли мимо нее. Одна из них, указывая пальцем на Киру, что-то язвительно прошептала своим подружкам, кто-то из них хихикнул.

Кира медленно шла, глядя вперед. Окружавшие ее пели «Вы жертвою пали». Кира молчала.

На одном из знамен было написано:

ПРОЛЕТАРИИ ВСЕХ СТРАН, СОЕДИНЯЙТЕСЬ!

Веснушчатая женщина в мужской фуражке, из-под которой торчали пряди рыжих волос, тихо сказала своей соседке:

– Машка, ты получала на этой неделе гречку в кооперативе?

– Нет. А что, давали?

– Да. Два фунта на карточку. Лучше получи, пока она не кончилась.

Проплыло знамя, на котором был начертан лозунг:

ВПЕРЕД К СОЦИАЛИСТИЧЕСКОМУ БУДУЩЕМУ ПОД РУКОВОДСТВОМ ЛЕНИНСКОЙ ПАРТИИ!

– Вот черт! – прошипела какая-то женщина сквозь почерневшие остатки зубов. – Ну и выбирают они деньки для своих парадов – холод собачий!

– …два часа простояла вчера в очереди, а самый хороший лук…

– Дунька, не прозевай, когда будут давать подсолнечное масло в кооперативе…

– Если в них никто не стреляет, так они сами пускают себе пулю в лоб – просто чтобы мы здесь помаршировали…

Появился еще один стяг: