Цви Прейгерзон - Когда погаснет лампада

Вот только как туда пробраться?

Но не зря сказано мудрецами, что Господь предупреждает болезнь лекарством. Снова мы возвращаемся к Глаше.

Быстро разлетелось по округе известие о расстреле шестидесяти пяти евреев. К вечеру оно достигло и лесной партизанской базы. Сердце Соломона разрывается от тревоги за мать, за Тамару, за сына. И какова судьба остальных евреев Гадяча? После совещания с Тихоновым и Гавриленко решено немедленно послать в город Глашу.

И вот снова входит Глаша в разгромленный фейгинский дом. В горнице дремлет старая Песя. Какое-то время девушка смотрит в сморщенное, сильно постаревшее лицо, затем трогает Песю за плечо.

— Доброе утро, бабушка!

Ее тихий ласковый голос не может разбудить Песю, которая немало намучилась за предыдущие сутки. Глаша повышает голос.

— Ну? — говорит она, улыбаясь. — Так и будем молчать? Кто же тогда расскажет мне обо всем, что тут было?

Песя наконец открывает глаза и видит светловолосую девушку, связную Соломона, которая уже в третий раз появляется в доме Фейгиных. Видит Глашу, а с нею и надежду на спасение.

— Здравствуй, Глашенька! Как Соломон?

— Соломон Ефимович и Вениамин живы-здоровы. А что произошло здесь? И где ваша внучка?

Песя рассказывает.

— Плохо, — качает головой Глаша. — Как она могла бросить вас одну?

Песя делает слабое движение рукой: ничего не поделаешь.

— Нельзя оставаться одной в такое время, — стоит на своем Глаша.

— А что ты предлагаешь?

Глаша раздумывает секунду-другую. В партизанском лагере военная дисциплина, и она не может своей волей привести туда старушку.

— Подождите тут до завтра-послезавтра, — говорит она. — Я приду на рассвете и заберу вас в другое место.

— Доведи меня сейчас до еврейского кладбища, — просит Песя. — Там я и подожду.

«Значит, там прячутся люди», — соображает девушка. Конечно, она поможет Песе добраться до кладбища.

Дожили! Песя Фейгина переодевается слепой нищенкой! Она надевает старый пиджак Хаима-Якова, берет в руки длинную палку, повязывает голову черным платком. Платок низко надвинут на лоб, концы завязаны на затылке. Затем под наблюдением Глаши Песя разучивает походку слепцов. В котомку кладут немного еды и теплой одежды.

Вот и настало время расстаться с домом Фейгиных, где мы провели столько хороших дней. Женщины запирают дверь и направляются в сторону еврейского кладбища. Идут медленно, не торопясь, Глаша — в роли поводыря. Глаза Песи закрыты.

— Подайте, Христа ради!

Никто не обращает внимания на слепую нищенку. Много шаталось в то время по дорогам нищих, убогих и сирот, просивших милости. Мало кто тогда проявлял к ним милость.

— Подайте, Христа ради!

Так, шаг за шагом, добираются они до ворот еврейского кладбища. Вторая половина октября. Поблескивает лента реки. В воде отражаются голые кусты. В зарослях тростника дремлют утки. На кладбище качаются, шумят, беседуют друг с другом рослые деревья. Резкий крик ворона разрывает осеннюю тишину.

В штибле собралось двадцать пять человек. Известие о расстреле евреев принес Янкл Левитин, который смог убежать, когда в дом вломились убийцы. Он появился в штибле глубокой ночью, дрожащий и испуганный.

Зайдем туда вслед за ним и мы.

Окна закрыты наглухо, лишь свет масляной коптилки освещает комнату. Молча сидят люди, пораженные ужасной вестью. Первым приходит в себя Гинцбург.

— Надо отсидеть по ним шиву [57] Шива — семь дней скорби по умершему родственнику, которые принято проводить дома, сидя на полу. , — говорит он и соскальзывает со скамьи на пол.

Арон здесь отвечает за небесные правила и обычаи, а вот Шапиро больше занят повседневными вопросами. Оправдались самые мрачные его предвидения. Угрожает смерть и собравшимся в штибле. Погруженный в мрачные мысли, он сидит на полу — старый, больной человек. Бейла Беломордик всхлипывает. Сегодня ее муж и могильщики принесли на кладбище три тела, два из них — убитые. Могилы вырыли на склоне, в укромном месте, чтобы снаружи не было видно движения на еврейском кладбище. После завершения поспешной церемонии Бейла долго уговаривала мужа остаться в штибле. И что вы думаете? Заупрямился служка:

— Завтра тоже будет день в мире Господнем. Будет день — будут мертвые. А мертвых надо хоронить.

Что ж тут поделаешь, если взял на себя человек такую обязанность — провожать евреев в последний путь по обычаю народа Израиля…

За всхлипываниями Бейлы последовали вздохи, стоны и плач других женщин. Не прошло и нескольких минут, как весь штибл погрузился в слезы и скорбь по убитым. Берман скорбит по матери; тихие мужские слезы катятся по его лицу. Как всегда, сама выбрала Хая-Сара свою судьбу.