Цви Прейгерзон - Когда погаснет лампада

Итак, две женщины и две девочки готовятся занять место в укрытии на чердаке. Говорят шепотом, двигаются осторожно, готовят еду, которую планируют взять с собой. В укрытие переносится запас воды, одеяла, подушки. Затем они крепко запирают двери и ставни и ложатся спать — пока еще в комнатах. Завтра в десять утра им придется подняться в укрытие и молчать, надеясь на лучшее.

Рая и Тамара лежат рядом и шепчутся до полуночи. О чем они говорят? Настало время открыть их тайну. Девочки собираются переодеться украинками и сбежать из Гадяча. Пока они никому не рассказывают о своем намерении, не желая раньше времени вступать в споры с мамой и бабушкой.

Тамара решила уйти из города давно — в день разгрома дедушкиного дома, в день, когда немецкий офицер несколько раз выстрелил у нее над головой. Оставаться в городе еврейкой — значит погибнуть. Тринадцатилетняя девочка хочет жить, и если взрослые не могут обеспечить ее безопасность, приходится заботиться об этом самой. Она всегда была послушной, любила маму и бабушку Песю. Но разве виновата Тамара в том, что родилась еврейкой? Кто-нибудь спросил ее об этом? Нет. Почему же сейчас она должна погибать?

Жить в Гадяче становится все опасней и опасней. Значит, нужно убежать туда, где никто ее не знает. А за компанию, чтобы не было скучно, можно взять с собой Раю Розенкранц.

Рая — красивая девочка со светлыми волосами и голубыми глазами. Еврейского в ее облике — лишь слегка горбатый нос и глаза навыкате, а в остальном — обычная внешность. Сейчас девочки обсуждают, где достать такую одежду, чтобы сойти за деревенских.

Наговорившись, они засыпают. Вот оно, преимущество бездумной юности: пожилые женщины всю ночь ворочаются с боку на бок в своих постелях, вздыхают, встают и снова ложатся.

Пройдем дальше по темному Гадячу, к дому Мириам Левитиной. Нет, не улучшилось ее положение с момента ухода в армию мужа. Тяжело ей с двумя детьми, особенно с Лией, на которой сказывается страх и напряжение последних дней. Припадки участились, теперь девочка все время лежит в постели и глотает лекарства. Песя Фейгина звала Левитиных переселиться в Садовый переулок, но Лие трудно перейти в новое место, так что пришлось остаться в доме. С появлением немецкого приказа о регистрации Мириам решила спрятаться в задней комнате, кое-как замаскировав вход.

К Левитиным тоже приходили грабители; забрали все — и вещи, и свиней, так что семья осталась ни с чем. Хорошо, что Мириам успела обменять на продукты выходной костюм Ехезкеля — все остальное унесли воры.

А что происходит с самыми старыми? Как мы помним, укрытие в доме Эсфири, мастерицы лапши, было построено еще покойным Зорахом во времена первых погромов. Теперь Нехама перенесла туда постели и запас продуктов. Излишне говорить, что каждое действие дочери совершалось под строгим контролем старой Эсфири.

Резник реб Довид живет у своих дальних родственников. Он не собирается прятаться. Слепой старик твердо полагается на Бога, который, как известно, «есть еще у нас в небесах». Многое видел он в своей жизни и усвоил, что миром правит Божественный промысел. Во время шести дней Творения создал Бог небо и землю, свет и тьму, растения и животных, а также первого человека. И вместе со всем этим создал Он войну. Воюют друг с другом свет и тьма, глушат друг друга растения, звери рвут друг друга на части. Вот и люди заняты непрестанным кровопролитием. Благословенный Господь избрал евреев Своим народом, дал им Тору и правила жизни. И вот приходят нахальные невежды и насмехаются над всем этим. Удивительно ли, что иссякло терпение Господа и решил Он стереть с лица земли неблагодарное поколение? А что касается самого реб Довида — есть у него и вера, и уверенность. Владыке мира сверху все видать — каждого человека, каждый шаг его, каждый грех, каждое преступление. Когда придет время, завернется реб Довид в талес и погрузится в молитву. И если уж суждено ему, реб Довиду, заплатить за грехи никчемного поколения, то так тому и быть. Нет, не станет старый резник прятаться от Божьей руки!

Так говорит слепой реб Довид, и никакая сила в мире не изменит его решения.

И была ночь, и было утро.

До последнего момента не выдавали немцы своих намерений. Так они обычно и действовали: втайне готовили «акции», чтобы люди не успели убежать и спрятаться.

С раннего утра Гадяч заполнили эсэсовцы и полицаи. Они перекрыли все выходы из города, на каждом перекрестке дежурили патрули. Ближе к десяти на улицах появились евреи, которые двигались в направлении главной площади. Вот только их было так мало, что начальник гестапо едва не лопнул со злости. Согласно первоначальным оценкам, в Гадяче оставалось от двухсот до двухсот пятидесяти евреев, в то время как перед комендатурой собралось меньше тридцати.