Цви Прейгерзон - Когда погаснет лампада

Он выпивает еще один стакан и низким голосом затягивает песню:

Но никто не подтягивает, не подпевает. Тяжкие глыбы лежат на сердцах людей, не поется им сегодня.

В наступившей тишине раздается голос Шапиро, мягкий голос больного старика, голос глубокого и трезвого ума, которому чужды хмель и горячность.

— Евреи! — говорит Шапиро. — Все эти слова ничего не стоят. Судьба, удача, приговор, пути Владыки небесного… — ничего! У Владыки небесного нет сейчас времени заниматься горсткой евреев из Гадяча. Владыке небесному сейчас недосуг, и каждый из нас должен решать сам за себя и за свою семью, должен выбирать между жизнью и смертью.

И он снова поворачивается к возчику Мордехаю и повторяет вопрос о лошадях. Тот всплескивает руками. Лошади? О чем речь! Все в этом мире можно купить — либо за деньги, либо за то, что стоит денег. И хотя цены растут с каждым днем, Мордехай полагает, что за пятнадцать тысяч еще можно достать лошадь с телегой.

Шапиро поворачивается к остальным:

— Евреи, покупайте и уезжайте! А те, у кого не хватит денег, пусть собираются по нескольку семей и идут пешком, а телегу пусть купят вскладчину для детей и больных.

Хаим-Яков с сомнением качает головой. Как он поедет, если никогда в жизни не имел дела с лошадьми? Понимает в кошерности, в ремесле резника, в искусстве моэля. Умеет делать вино, при случае прочтет молитву в синагоге. Но ухаживать за лошадьми?

— Дедушка, я буду ухаживать за лошадьми! — вмешивается Тамара.

Она думает, что надо ехать. Сердце девочки чувствует беду.

Возчик Мордехай разражается хохотом. Эта клопина будет ухаживать за лошадью! Да видела ли она когда-нибудь лошадь? Да отличит ли она лошадь от клячи? Есть ведь такие лошади, что их самих на себе тащить приходится! А если лошадь хорошая, то и уход за ней требуется хороший, не всякий новичок справится.

И, разгорячившись еще больше, Мордехай вдруг выкладывает перед собранием свое встречное предложение. Куда они хотят добраться? В Ромны, Полтаву, Прилуки? Он, возчик Мордехай, берется доставить их в любой из этих городов! Там наверняка еще действует железная дорога и можно влезть в какой-нибудь эшелон. А сам он вернется домой, в Гадяч, — и будь что будет, Господь велик! А что касается оплаты, то как-нибудь договоримся, сойдемся в цене…

Тамара радостно бьет в ладоши:

— Деда, поехали!

Она бы выехала прямо сейчас. Соскучилась девочка по маме, по Москве, по Дубининской улице. А кроме того, кажется Тамаре, что война портит людям жизнь только здесь, в Гадяче.

Во дворе дома Фейгиных ждет телега, запряженная двумя лошадьми. Знакомый нам мерин Павлик стоит смирно и с чувством, с расстановкой жует овес. Зато второй конь, запряженный слева от Павлика, хватает корм с жадностью изголодавшегося работяги. Он чуть посветлее — наверное, поэтому его зовут Рыжий. Рыжий куплен Хаимом-Яковом за шесть тысяч рублей. Таков уговор с Мордехаем: возчик получает лошадь, а за это берется доставить семью Фейгиных в город с действующим железнодорожным вокзалом.

Телега ждет, но собираться ох как нелегко. Старики разрываются между продуктами, бельем, посудой, швейной машинкой, инструментами, одеялами… — тут вам и уговоры, и просьбы, и крики, и ссоры. Хаим-Яков берет с собой два мясницких ножа, тщательно упакованных в дорожные чехлы. Как знать — может быть, там, в изгнании-эвакуации, придется ему вернуться к профессии резника? К ножам присоединяется сидур [46] Сидур — сборник молитв. и Танах. Фолианты Талмуда остаются дома.

Во дворе постепенно собираются провожающие. Здесь Гинцбурги и Шапиро, резник реб Довид, Эсфирь, мастерица лапши, ее дочь Нехама и Нахман Моисеевич Розенкранц. Старики пришли попрощаться с Фейгиными. Кто знает, свидятся ли еще? Они стоят в сторонке, переговариваются, перешучиваются, но в глазах печаль, а на лицах еще глубже залегли морщины. Нехама помогает Песе; ее мать, опираясь на палку, наблюдает за сборами. Спина у Эсфири слегка сгорбилась, но взгляд по-прежнему прям и светел. Ясными сухими глазами взирает она на Божий мир, и на этот двор, и на суету человеческую.

Зато Тамара счастлива. Она помалкивает, но в душе у нее поет торжествующая песня. Пространство дорог зовет девочку: «Иди к нам! Иди! Скорее!»

На телеге набралось уже немало вещей. Кормилица тоже во дворе — на руках у нее туго спеленатый Айзек Соломонович Фейгин, хозяйский внук. Решено, что Дарья Петровна останется жить в фейгинском доме. Во-первых, будет ухаживать за мальчиком, а во-вторых, присмотрит за хозяйством. С тяжелым сердцем оставляют старики внука, словно маленького заложника. Шапиро утешает Песю: Берта Абрамовна будет навещать ребенка. Мириам Левитина тоже обещала не оставить Айзека без своего внимания.