Кен Кизи - Последний заезд

— Будем надеяться, — сказал он, предлагая ей руку. — А не пройтись ли нам вдоль речки, покажем городу, каковы люди высшего разбора.

Позднее солнце еще пекло, и над лугом, где давеча паслись олени, колебался раскаленный воздух. Жарко было даже возле речки. Ивы опустили ветви, черные дрозды с красными крыльями сидели в ветвях, разинув клювы. Но зной как будто не утомлял Джорджа. Когда я сказал Луизе, что изумляюсь тому, как этот шелудивый старый жеребец резвится на таком пекле, словно жеребенок, она ответила, что причиной тому — резвое молодое общество. Джордж немедленно согласился.

— При виде молодки старый жеребец всегда резвеет. Особенно в присутствии благородной, длинноногой, кофейного цвета кобылки. — Джордж ускорил шаги, а потом пошел назад, чтобы посмотреть ей в глаза, — У него слюнки текут.

— Я заметила, как ты облизывался.

— Я нагулял аппетит, пока знакомил нашего Нашвилла с мисс Дженни Линн. До того голоден, что готов сжевать китовый ус из одной — как бы это выразиться — невыразимости.

Чтобы не засмеяться, Луиза зашагала быстрее. Джордж пятился перед ней, как рак. Он просил ее удостоить нас удовольствия отужинать в ее обществе. Она сказала, что у нее свои планы на ужин и связаны они с работой, а не с удовольствием — подавать к столу в салон-вагоне.

— Тогда после работы давай встретимся у Хукнера, — предложил Джордж, — И станцуем кадриль.

— У Хукнера! — Она покачала головой. — Нет, ты дурак, Джордж, факт. Эти охломоны станцуют там кадриль на твоей глупой черной физиономии.

— О нет, — сказал Джордж, — Только не сегодня вечером. И не в эти три дня.

И он опять запел скрипучим голосом, пятясь вприпрыжку и в такт песне:

Я узнал песенку, старую южную школьную песенку, только у Джорджа, в соответствии с его натурой, она звучала залихватски. Я растянул плоскую травинку и стал ему подыгрывать.

— Поете, как поросенок, застрявший в заборе, и кролик в силке, — засмеялась Луиза.

Но следующий куплет запела вместе с нами, высоким нежным голосом, шагая в ногу с Джорджем.

Они спели всё снова в удвоенном темпе, с ладушками, потом снова, еще быстрее. Ритм все ускорялся и ускорялся, и в конце концов мы не выдержали и расхохотались, как дети.

— Хватит, — отдуваясь, сказала Луиза, — Вон мостик на станцию, мне нельзя опаздывать. Кое-кому из нас надо работать ради хлеба.

— Приходи потом в город. Там будет дым коромыслом. Скажи ей, Нашвилл.

— Если вечером будет как днем, то дым — до неба. А в вашем обществе, Луиза, — до седьмого.

Я поймал себя на том, что становлюсь языкастым, как Джордж. Луиза тоже это заметила. Она подняла брови и улыбнулась мне.

— Спасибо, Джонни. Но мне надо вернуться в поезд. А вы, молодые люди, подойдите тихонько сзади к вагону-ресторану — может быть, мне удастся вынести вам угощение. Сегодня у нас южная кухня — оленья вырезка, горох, оладьи.

— Это очень мило с вашей стороны, мисс Джубал, — сказал Джордж, — И соблазнительно. Но я хочу продемонстрировать нашему гостю с Юга наше северное гостеприимство. Тогда, может быть, попозже?

— Может быть, — сказала она, взмахнула юбками и под развернутыми знаменами поплыла по подвесному мостику.

Я никогда не видел ей подобных. В те времена на Юге не было места таким женщинам, как Луиза Джубал, — ни черным, ни белым. Здесь, на молодом неотесанном Западе, жизнь еще не вошла в настолько цивилизованное русло, и женщина, подобная Луизе, могла хорохориться сколько влезет — если не опоздала на работу.

Когда я поднялся с постели и стал ходить, мне нетрудно было найти твою палату. Хорошо, что тебя поместили в дорогую, просторную. У тебя была масса посетителей. А вот идет компания «Выживающих» после налета на супермаркет — с Номером Девятым во главе.

— Нашел тебя по запаху сигары.

Разреши открыть у тебя окно. Если бы ты мог встать и выглянуть, увидел бы, где был тот пешеходный мостик. Его снес буран двадцать второго года, ледышки величиной с «бьюик». Или тридцать второго? За эти годы я видел много перемен, но река сохранилась более или менее в прежнем виде. Благодаря ей и стоит здесь город, и лишь во вторую очередь — благодаря пшенице и скоту. Эта вырезанная рекой маленькая арена собирала публику с тех пор, как мы лишились хвостов. Видишь, как это кольцо невысоких гор окружает ее, словно трибуны. Может быть, еще пещерные люди сходились сюда каждую осень — объезжать мастодонтов и стреноживать саблезубых тигров. Как сказал мистер Келл, здесь всегда было место сбора индейских племен. Это видно по наскальной резьбе. А потом — первопроходцев, потом — трапперов и поселенцев. Некий Джо Крабб построил салун. Еще двое предприимчивых людей расширили салун, превратили в факторию и построили паром. Рядом поставил свой дом судья Джей Джей Джонсон и стал вершить суд. Это означало, что нужна и тюрьма. Ну а когда у вас есть салун, паром, судья и тюрьма, у вас есть город. До сих пор видны тележные колеи, которые вели к паромной пристани.