Кен Кизи - Последний заезд

— Без матери? — сказала Луиза. — Я другое слышала. Я слышала, папаша Макконки был в близких отношениях с несколькими хорошенькими телками. У Миллисент, скорей всего, было целое стадо мамочек, тетушек и бабушек.

— Луиза! Разве можно так говорить! Неудивительно, что тебя так и тянет к фургону этих мошенников.

— Нет, что-то там было неладно. Иначе откуда она такая тупая корова?

— Она не тупая, — возразил Джордж. — Она держит хороший косметический кабинет, а вечерами преподает в косметическом училище Юматиллы. Думаешь, тупая корова смогла бы так?

— А это, может, даже помогает. Ты когда-нибудь откроешь дверь?

Джордж возобновил свое занятие.

— В один прекрасный день папаша Макконки взял и поджег дом, а сам ушел в горы. Даже собака его за ним не пошла. Через семь лет его официально объявили умершим и вручили свидетельство дочери. Мисс Миллисент назначила меня сторожем. На случай, если старый папаша вернется с гор с коробком спичек, чтобы докончить дело. Говорю тебе, Нашвилл, это дом. Слезай и пособи мне.

Вдвоем мы налегли на дверь, и она отъехала с глухим громыханием. Джордж подставил ладонь Луизе под ногу, чтобы она слезла, и ввел мерина в сумрачный сарай. Это было огромное, гулкое помещение, в темноте вырисовывались черные угловатые предметы, пахшие колесной мазью и старым деревом. Джордж взобрался на один из них и отворил ставень наверху. Золотой сноп солнечного света пробил поднятую пыль и высветил покрытый ковром пятачок в безграничном пространстве. На золотом пятачке стояли кресло и аккуратно застеленная латунная кровать. Когда глаза привыкли к сумраку, я увидел, что стену около кровати украшают картинки родео и призы. На резном колышке висела гитара. В ногах кровати поблескивал кедровый сундук; на его лакированной крышке стояли парные кувшин и тазик. Среди хлама и грязи это был островок порядка, любовно обихоженный. Джордж запустил свой желтый стетсон на кроватный столбик и стоял, улыбаясь, в ожидании моей реакции.

— Первый класс, Джордж, — сказал я, — Замок.

Хозяин был польщен.

— Просто старый амбар со сквозняками. Но для старого потрепанного холостяка сгодился.

— Я всегда удивляюсь, Джордж Флетчер, — сказала Луиза, — как это потрепанный холостяк может быть таким опрятным. Ты уверен, что тут обошлось без женского влияния?

— Ну, как это без женского влияния? — оскорбился Джордж, — У меня ведь мисс Дженни Линн, забыла?

Он протянул руку в темноту, и там загудела как будто бы толстая струна. Что-то темное поползло в сумраке, как гигантский черный паук по паутине. Джордж подтащил лесенку, чтобы открыть еще один ставень, повыше. Свет из этого окна упал на темный предмет, оказавшийся обыкновенной бочкой, которая лежала на сетке плужных постромок, натянутых между стенами.

Джордж спрыгнул и дернул еще одну ременную струну. Бочка вздрогнула.

— Нашвилл, познакомься с моей подругой детства — Прыгучей Дженни Линн. Она может шагать, может скакать, может на пол тебя бросать.

Я подошел к ней. Бочка была снабжена латунными болтами с ушками и подвешена горизонтально метрах в двух над полом. Спереди был приделан рожок седла. Сзади, в сливное отверстие, вставлен вместо затычки конский хвост. По бокам висели стремена, кавалерийские стремена, надраенные до блеска. Я поднял руку и провел по пузу бочки — оно было гладкое, как у младенца. Все приспособление было начищено до такого же матового блеска, как стремена. Клепки выглядели как вощеное дерево дорогой мебели. Железные обручи и латунные ушки блестели не хуже воскресного серебра у двоюродной бабушки Рут. Я присвистнул.

— Ага, — с улыбкой сказал Джордж, — Красавица. Ее соорудил для меня старый черный кавалерист Ти Спун. Стремена? Они от моего седла. Спун переделал их для работы на ранчо. Он был мастеровым у Макконки, а я его подмастерьем — ну и научился быть почти таким же оглоедом, как дошлый Спун. Но армейская жизнь приучила его к опрятности: побрит, помыт, начищен, рубашка не болтается, — и меня к этому приучил. Чтобы нос был чистый, штаны выстираны, башмаки блестели — пускай дырявые. Так же я и Дженни воспитываю.

Он провел рукой по ее деревянному боку, потом с легкой улыбкой повернулся ко мне.

— Ну что, ковбой? Хочешь на ней прокатиться? Я ее тихо поведу, честное слово.

— Не верь ему, — сказала Луиза. — Он обманщик и прохвост.

— Честью клянусь, — пообещал Джордж, — Тихо, спокойно, без фокусов. Просто закинь ногу и почувствуй ее, скажешь, хороша ли на ходу — как наездник наезднику.